«Идемте в палату… я провожу вас до палаты» — эти или другие слова растерянно бормотала Катя, чтобы быстренько оставить друзей одних, и слышала, как Костя говорил ей: «Зайди потом, мы не договорили…» Она, кивая головой, отстала — коридор не позволял идти вместе, и пошла, почти побежала в другую сторону, спохватившись о забытом деле, но торопилась больше от растерянности, от волнующего воспоминания полуторагодичной давности.
— Тебе помочь, может, обопрешься на мою руку? — медленно молодые люди двигались по больничному коридору.
— Давай… Я теперь встаю с кровати и могу вертикально стоять, ходить. И хотя сильно устаю с этими костылями, почти счастлив. Даже боль не уменьшает моего счастья.
Костя со всего размаху опустился на кровать и, глядя снизу на Митю, радостно улыбался: так хорошо было видеть друга после полугодичного его отсутствия в заграничной командировке. А тот уселся на стул и серьезно спросил:
— Что за девушка, с которой ты меня познакомил?
— Она же сказала — это моя сиделка.
— Даже если так, то зачем мне с ней знакомиться?
— Да я только недавно, буквально за минуту до твоего прихода вспомнил ее… Все время думал, где я раньше ее видел. Мы вместе с тобой видели.
— Ну, ты даешь! Я полгода отсутствовал, столько надо сказать друг другу, а ты о какой-то Кате… — Вдруг остановился и замолчал, задумался. — Впрочем, у меня тоже было чувство, что лицо ее знакомо, но ведь никакой Кати раньше я не знал… И ты не знал.
— Учти, ты заговорил о ней, не я…
И оба рассмеялись. Однако и дальше никто из двоих не захотел завершать этот разговор.
— Помнишь, как после спектакля у Фоменко* на нас очень странно смотрела незнакомая девочка? — произнес Костя. — И это, оказывается, была Катя. Она точно так же сегодня обернулась и почти так же смотрела на меня.
— Да, вспомнил… Юная такая, с белым воротничком… школьница…
— Помнишь, мы, не сговариваясь, смотрели на нее, а потом ей вслед…
— Да, ты прав, видимо, нас поразило ее необычное… особенное выражение лица. И глаза сияющие…
— Ты тоже подумал? То, что подумал я?..
— Да. Подумал: совсем как Наташа Ростова.
И Костя с Митей изумленно уставились друг на друга.
Катя тем временем в сестринской комнате выслушивала разнос Нины Николаевны, старшей сестры-хозяйки: «Ты где прохлаждаешься?.. Возомнила, что можешь разгуливать среди рабочего дня?!» Но самым страшным обвинением показались другие слова из уст разгневанной начальницы: «Слышала, что шуры-муры завела с больным?» Наступило молчание, потому что у Катиной начальницы при взгляде на Катю изменилось выражение лица — оно вдруг стало жалостливым, и среди этого молчания раздался ленивый голос находящейся в комнате медсестры:
— Да этого Володина переводят в нейрохирургию — сегодня после обхода сказал завотделением.
И Нина Николаевна уже спокойно проговорила:
— Иди уже, дела ждут. Да не забудь, ты сегодня дежуришь. Сходи домой после окончания работы, и вечером заступай на дежурство.
Катю услышанная новость про перевод Кости в другое отделение поразила сильнее, чем обвинение про «шуры-муры». И одновременно успокоила. «Что же, должно же когда-то всё закончиться», — подумала она и вздохнула.
Всё — это то, что вошло в ее жизнь совсем недавно. Эта нечаянная радость. Это нетерпеливое ожидание каждого рабочего дня, особенно после тоскливых выходных. Эти разговоры. И добрые, участливые глаза.
Дома попила чай с бутербродом и села за стол, чтобы немного позаниматься: составленный график не позволял расслабляться и требовал к лету быть готовой к поступлению в университет. Раздались тетины шаги, и вот она уже окликает Катю, войдя на кухню: «Ты здесь?». Спросив, когда у нее выходные и, не дождавшись ответа, перечислила, что еще осталось пропылесосить, вычистить, а также развесить принесенные Катей из стирки и химчистки шторы. Тетя собиралась и дальше перечислять детали подготовки к празднику. Но Катя быстро дала понять, что все поняла, и согласно кивала на все тетины требования. Та вдруг озабоченно сменила тему.
— Новый год Марина решила встречать дома и пригласила друзей, а я иду к подруге-соседке. Тебе тоже надо что-то придумать.
— Что же я придумаю?
— У тебя есть подружки, с которыми можно в компании погулять.
— Хорошо, я подумаю.
Думать-то было не о чем: с одноклассниками не поддерживала отношений, наиболее близкая ей Лизавета, Ветка, как задружила со своим Стасом, вообще забыла обо всем на свете и виделись редко, созванивались иногда. Вот если бы Катя поступила в университет, круг друзей и знакомых расширился бы. Стоп! — она привычно заставила себя мысленно не расстраиваться. Но как-то не удавалось на этот раз быстро успокоиться. Если бы у нее была своя комната…