Не родись пугливой

Она подобрала волосы и сделала строгий пучок. На лицо нанесла немного тонированного крема, чтобы оно выглядело не таким цветущим. Вместе с лицом крем затонировал брови с ресницами, и теперь те выглядели практически бесцветными. Дальше Кира перешла к одежде. Она надела юбку ниже колен и пиджак на пару размеров больше, чем положено, поэтому он казался мешковатым. Под пиджак была надета белая блузка со строгим воротничком, которые носили в семидесятых годах. Всю эту одежду она нашла в шкафу, который стоял в комнате бабушки. Евгения Александровна умерла чуть меньше года назад. Соседка с нижнего этажа еще на поминках, сразу же после похорон, говорила Кире, что после сорока дней нужно отдать или выбросить вещи покойной. Вроде бы так принято, чтобы ничто не задерживало здесь, в этом мире, новопреставленную. Кира не верила во всякие предрассудки, но вещи обещала отнести к мусорному контейнеру, чтобы их могли разобрать бомжи. Прошло сорок дней, потом еще сорок и еще сорок. Скоро исполнится годовщина, а у Киры до сих пор не поднялась рука выбросить или кому-нибудь отдать эти вещи. Бабушка была самым родным и близким человеком для девушки, это ей она обязана своим воспитанием и образованием. Евгения Александровна была коренной москвичкой. Ее родители были еще из тех, кто относился к старой московской интеллигенции. Воспитание она получила соответственное. Женщина была образованна и умна. В меру добра, интеллигентна и талантлива. Иногда строга, когда того требовала ситуация, но и не лишена чувства юмора. Она очень строго относилась к своей внешности, всегда следила за модой и старалась выглядеть как можно элегантнее. Но при этом она не пренебрегала иногда крепким словцом, курила сигареты, вставляя их в длинный мундштук, и не прочь была пропустить рюмочку хорошего коньяка перед ужином. Она не боялась старости, говорила, что в каждом возрасте есть своя прелесть, но тем не менее всегда стремилась выглядеть моложе своих лет. До самого конца, даже тогда, когда уже серьезно болела, она по утрам тщательно укладывала волосы, припудривала лицо, красила губы и надевала свой яркий атласный халат. Только после этого она спокойно укладывалась на высокие подушки в белоснежных кружевных наволочках и брала в руки свою любимую книгу, сборник стихов Блока.

– Вот теперь я готова к приему гостей, если таковые вдруг объявятся, – улыбалась она своей неотразимой улыбкой актрисы. – Пусть не думают, что если Романова заболела, значит, совсем потеряла форму и вышла в тираж. Я еще им всем покажу, что такое настоящая актриса! Я обязательно еще выйду на сцену и, как всегда, с блеском сыграю королеву Гертруду. Умирать я буду только на сцене!