Не родная кровь [СИ]

— Да. Он потом вырвал его, а добивать не стал…

Глаза парнишки светились страхом и вместе с этим во взгляде сквозил скрываемый стыд.

— Ладно, обошлось и слава Богу! В следующий раз решительнее буд ь, я не смогу за тобой постоянно смотреть. Что я матери-то скажу, если, не дай Бог, что случится? Как нам жить потом? И зачем ты только напросился со мной! Какой с тебя мужчина? Пацан ещё совсем!

— Не пацан я! Взрослый уже! — буркнул парень, искоса обидчиво глянув на отца.

— Ладно. Ленту белую с руки у него сорви и выбрось… Документы есть какие? Тоже выбрось. Вот так. Теперь его от нашей пехоты не отличить. Форма-то одна! Что за идиотская война! Свои своих стреляют и режут почём зря! Давай, оттащим его к батюшке. Расскажем всё как есть. Простит, думаю, нас за дела такие. Потом в госпиталь отправим. Башку-то ему крепко разбили, вряд ли быстро очухается. А то, глядишь, совсем дураком станет или инвалидом. Ладно, потащили…

//- * * * — //

Роман и Ксения всё это время жили у подруги девушки, занимая с её любезного разрешения одну из комнат небольшой квартиры, купленной родителями.

Поначалу молодым приходилось трудно, пока Роман не сходил в военкомат и не напомнил о своём так сказать существовании. Там ему очень обрадовались. На самом деле о парне вовсе не забыли: из-за повсеместного бардака до него и таких как он не всегда доходили руки.

Так Роман получил мобилизационное предписание, но не на службу, а пока на работу, где наравне с другими мужиками и парнями копал траншеи, возводил прочие укрепления. За это его поставили на талонное довольствие.

Ксения с подружкой спрятали свою красоту за обычной неброской одеждой, пошли санитарками в больницу, ставшую госпиталем, и тоже получили право на талоны как работающие граждане, а не просто иждивенцы.

Вопрос с питанием худо-бедно разрешился.

Ромка с девушками виделся теперь нечасто, поскольку они работали вместе посменно сутки через двое, но частенько задерживались гораздо дольше на сменах. При встречах подруги рассказывали парню, что работёнка у них та ещё. После артобстрелов в госпиталь свозили раненых, искалеченных людей — военных и гражданских. Часто женщин и детей. Так что насмотрелись всякого: и боли, и крови, и смертей…

Ксения за короткое время сильно изменилась. Повзрослела, стала серьёзнее, уже не щебетала часто и весело ни о чём, как это бывало прежде. Но самое главное — обида на мать так и не прошла: почему она увела женатого мужчину? Она не должна была так поступать. Не должна и всё, — упрямо считала девушка. Подростковый максимализм не растворился в непростом замесе самостоятельной жизни.

У Ромки причин обижаться на усыновителя имелось куда как больше. К тому же он сразу угодил Ксении под каблук, её слово было решающим и обсуждению не подлежало, поэтому вопрос о походе к «старикам» не поднимался вообще.

Наводнение из-за разрушенной ГЭС разом перечеркнуло и эту шаткую стабильность. Им всем очень повезло: девушки были на суточном дежурс тве, а Роман сам остался на работе — не хотел идти в пустое жильё, а с самого утра вновь проделывать неблизкий обратный путь. Многие так поступали и ночевали в какой-нибудь брошенной хозяевами квартире, уже разграбленной мародёрами. Там мужики кое-как обустраивались, не претендуя на особые удобства — лишь бы перекантоваться и ладно.

Вода пришла ночью.

Спящие очумело подскакивали, бегали бестолково, хлюпая по ледяной воде, не понимая, что произошло, а она всё прибывала и прибывала. Мужики, суматошно похватав вещи, бросились на улицу, где стремительный поток доходил уже до колена.

Успевшие проснуться, тоже выскакивали из других домов.

Суматоха, страх, крики, плач женщин, рёв детей…

Все в темноте куда-то бежали едва одетые, в мокрой одежде, кто-то падал, вовсе промокая насквозь. Морозные клубы пара валили от прибывающей воды…

Роману и здесь повезло. Он успел убраться подальше, куда вода пока не доставала, но сильно промок, чувствуя, как стылая одежда на морозе быстро схватывается, становится колом, а тело пронизывает ужасный холод.

Народу кругом скопилось много. Появившиеся ещё в самом начале паники военные сумели кое-как сбить её накал и занялись размещением и обогревом людей.

Наступило серое морозное утро.

Промокшие, измученные люди прятались в спешно поставленных больших палатках с установленными газовыми горелками для обогрева. Их мощности не хватало и все мёрзли, стараясь поближе протиснуться к теплу, вызывая раздражение у других, обосновавшихся там.

Сообща бригадой решили — ну её нахрен, работу эту. Как вкалывать в сырой одежде на морозе? Начальство тоже люди, должны понять.

Несколько мужиков, позабыв о мокрой одежде и холоде, ещё ночью рванули к своим домам, моля Бога, чтобы родные успели выбраться до того как всё затопило…< br> Остальные молча сочувствовали, втихую славя того же Бога за то, что их квартиры находятся достаточно далеко и высоко от реки. Но всё равно все боялись, что гидроэлектростанцию прорвёт по-настоящему. Тогда никому не спастись…