Не.Родная сестра магната

К завтраку выхожу только через полчаса. После встречи с Викторией я уделила своей внешности чуть больше времени, чем обычно. И костюм брендовый надела, как бы ни было жалко носить такую дорогую вещь дома.

О чем это я! Надо привыкать к хорошему! Скоро моя жизнь изменится, и я все для этого сделаю.

— Доброе утро и приятного аппетита! — говорю на польском и занимаю свое место.

В ответ — тихое бурчание. Будто Левицкие не здороваются, а дьявола вызывают. Впрочем… они давно это сделали. Изгнать бы теперь…

Осматриваюсь. Недоуменно свожу брови.

Ни Адама, ни Яна за столом нет.

— А где?.. — хмыкаю я. — Может, подождем? — киваю на свободные стулья.

На этот раз — тишина.

Пока Левицкие делают вид, что меня не существует, Эд подается ближе:

— Адам заявил, что завтракать будет у себя. Ян с ребенком там же, — быстро проговаривает, и я отталкиваю его.

А сама с трудом прячу улыбку: все-таки Ян прислушался ко мне. А может, дед такое правильное решение принял. Но тогда… почему я не там, с ними? Ведь Адам знает, как меня ненавидят все здесь…

Становится по-детски обидно. И немного больно. Но я загоняю эмоции как можно глубже.

Практически ничего не ем за завтраком, хотя голодна. Но кусок в горло не лезет в окружении змей. Дожидаюсь, пока все разойдутся — и поднимаюсь из-за стола.

Внезапно мимо меня проходит Виктория и ощутимо толкает плечом.

— В какую обертку кусок дегтя не заворачивай, конфеткой все равно не станет, — ненавидяще цедит мне она.

Значит, я не ошиблась. Викки положила глаз на Эда. И теперь разлететься на осколки готова от ревности. Мне-то плевать на нее, вот только взрывной волной меня зацепит.

Я прибью этого Айболита! Но пока…

— Не знала, что ты такая самокритичная, — окидываю родственницу снисходительным взглядом. — Но обертка у тебя, следует признать, шикарная. Жаль, просвечивает, — Виктория испуганно осматривает свое платье. — Не тело, — смеюсь я, но добавляю строго и серьезно, — а душонку твою видно. Как ни прячь.

— Ах ты дрянь, — топает ножкой.

— М-м-м, я тоже тебя люблю, сестричка, — ехидно тяну и небрежно треплю ее за щеку.

Вика отбивает мою руку, прищуривается зло, а потом резко разворачивается на каблуках и цокает вверх по лестнице.

Значит, война? Мой черный список скоро лопнет в этой семейке…

С тоской смотрю на дверь в комнату деда, вздыхаю шумно — и иду к себе.

Глава 20

Несколько дней спустя

Доминика

Просыпаюсь от приглушенного детского плача. Сажусь, облокотившись о спинку кровати, и кручу головой в темноте.

Племянники Даны? Близнецы плачут?

Нет, голос один. Кто-то из них? Обычно если первый скандалит, то второй сразу же присоединяется…

Стоп! Где я вообще?

Наощупь нахожу прикроватную лампу — и включаю. Тусклый свет озаряет ненавистную мне спальню. Обреченно хнычу: я все еще в особняке Левицких. Лучше бы и это оказалось страшным сном.

Плач за стеной становится громче и жалобнее. Сердце заходится в дикой пляске.

Откидываю одеяло и мчусь на звук прямо в пижаме. Наспех дергаю защелку, кажется, ломая и без того хлипкий механизм, распахиваю дверь. И иду в комнату Яна.

Толкаю плечом деревянное полотно, заглядываю внутрь.

— Ян? — шепчу во тьму. — У тебя Дан плачет, — переступаю порог. — Ян?

Ответа нет. И самого Яна не вижу. Его постель, кажется, пуста.

Чувствую себя неловко. Пришла полуголая посреди ночи. В спальню к брату. Надеюсь, никто меня тут не поймает из «родственников»…

Но все сомнения и опасения отходят на дальний план, когда Даниэль в очередной раз всхлипывает и попискивает, как маленький мышонок.

С трудом различаю в сумраке его кроватку — и машинально приближаюсь. Нащупываю ночник, щелкаю кнопку — и разноцветные огоньки рассеиваются вокруг.

— Тише, малыш, все хорошо, — опускаюсь на пол возле детской постели.

Даниэль смотрит на меня внимательно, но плечики его все еще содрогаются от рыданий.

— Мой бедный малыш, — касаюсь его головы. — Приснилось что-то плохое? — провожу пальцами по волосам. — Это все ненастоящее, — трогаю пухленькую щечку. — Я тоже вижу плохие сны. Знаешь, что нужно сделать, чтобы прогнать кошмар? Перевернуться на другой бок.

Понимаю, что это глупость. И лично мне ничего не помогает избавиться от призраков прошлого. Но у малыша должна быть хоть какая-то надежда.

Поэтому я обхожу кроватку с другой стороны, пока Дан внимательно наблюдает за мной.

— Поворачивайся сюда, — показываю ему, и он слушается. — Вот так, умничка.

Протягиваю мальчику руку, и он хватает меня за указательный палец. Сжимает сильно, будто боится, что оставлю его.

— Все хорошо, Дан, засыпай, — уговариваю его и радуюсь, что в тусклом свете не видно стекающих по моим щекам слез. — Ты не один, малыш.

Я сижу на полу, облокотившись о край кроватки, и говорю что-то. Болтаю ни о чем, лишь бы ребенок чувствовал мое присутствие. Постепенно дыхание Дана выравнивается, становится тише. И он засыпает, все еще крепко сжимая ручкой мой палец.

Свободной ладонью веду по его макушке, поглаживаю. Тянусь к пледу, чтобы накрыть малыша, но замираю. Ведь в этот момент дверь распахивается.

Ян с порога замечает меня. И я чувствую его гнев.