Не романъ

– Здоровый эгоизм! – Похвалил бы меня циник. Скептик наверняка бы вспомнил про инстинкт самосохранения, а я так думаю, – то бабушка, по доброте своей, просто-напросто пожалела меня.

Танечка

…Обновляя чертоги, осень снимает со стен золотые покровы листвы. С затухающих ламп обметавши ветвей паутину, обирая росы звёздный свет, поверяет, чтоб их стало больше. И просторное небо светлеет. Дождь стирает его потолок, да смывает всех красок красу. Ветер сушит поблекшей природы холсты, и зиме под расчёт выдаёт накрахмаленных простынь десятки. Их застелет она, чтобы было в достойном порядке…

Если вы не застали надпись в общественной уборной «Ноги в раковине не мыть», то вам меньше лет, чем мне. Намного меньше. Про возраст редко кому говорится в укор, чаще – с завистью. Это в детстве хочется скорее подрасти, а после, когда желание исполняется, понимаешь, насколько казался глуп, и что некуда было торопиться, не за чем. Слишком быстро всё, слишком.

Любая история, рассказанная дважды, выйдет немного иной, а уж если попросить поведать про то же другому, очевидцу, то – пиши пропало. Описанное совершенно иначе, оно отзовётся в сердце не так, а может и вовсе не обратит на себя внимания.

Я хочу поведать о Танечке. Когда я вспоминаю о ней, чувствую себя виноватым, и, конечно, если бы мог вернуть время назад, сделал бы всё, чтобы не причинить этой девушке вреда.

Когда рядом с нашим старым шлаковым домом начали строить новый, из белого кирпича, мы с ребятами были очень рады, а недовольные предстоящими переменами взрослые, рассуждали про то, что пятиэтажка закроет солнце и детям придётся учить уроки при свете лампы даже днём. Чуть позже оказалось, что родители были совершенно правы, и во всех комнатах воцарился вечный полумрак, но, пока дом строился, от него было одна сплошная польза. И первая из них – котлован. Вырытый под фундамент, он напоминал развороченную бомбой землю, и прыгать в эту воронку, играя в войну, было одно удовольствие. Когда, после недолгих колебаний, ты решался на прыжок, в полёте, который длился целую вечность, слегка закладывало уши и приятно щекотало в животе. От удара о землю начинало пощипывать пятки, но ты старался как можно скорее выбраться на поверхность, чтобы никто не свалился на голову и самому поскорее прыгнуть ещё разочек. В принципе, все войны той поры у нас заканчивались одним и тем же, – прыжками без перерыва, до самых сумерек, пока в кухне не загорался свет, и звонкий голос матери не сообщал через форточку о том, что пора ужинать.

Возведённый фундамент не слишком мешал нам в игре, легко смирялись мы и со сложностями выстроенного первого этажа, но увы, на этом наши забавы заканчивались. Опасаясь, что дети станут прыгать со стен дома в кучи песка, к дому приставили сторожа, его стали запирать, заваливать входы батареями, кирпичами, цементом, – всем, что не разобрать за один вечер. Наутро, когда в дом можно было бы уже при желании и пробраться, он принимался расти, тянутся к солнышку, как диковинный каменный цветок. Каменщики мастерками метко брызгали в нас раствором, балагурили, но всё издали, близко к дому нас теперь не подпускали.

Раздосадованные, мы с ребятами обратили взор на стройку в двух остановках от нашего дома, а новая пятиэтажка сделалась интересной, лишь только к её подъездам стали прибывать грузовые автомашины, нагруженные домашней утварью и вцепившимися в неё жильцами.

У вновь прибывших соседей был напряжённый, радостный, озабоченный и смущённый вид. Взрослые мало интересовали нас, а вот дети… Новые товарищи, соперники, враги или друзья, – мы были готовы встретить их кулаками, поделиться горстью семечек или натёртой чесноком горбушкой, – тут уж как выйдет! По целым дням мы наблюдали за тем, как выгружают и заносят вещи, но ещё долго не могли разобрать, – кто в какую квартиру въезжает.

Нам, обитателям коммуналок, казалось диковинным то, что в доме на семьдесят пять квартир будет проживать такое же количество семей, в каждой – по одной. Такое положение вещей, казалось почти что чудом, – ведь в нашем десятиквартирном доме проживало едва ли не столько же семей! Конечно, нам было завидно, и неизвестно, как сложились бы отношения с соседями, если бы однажды утром во двор не заехал грузовик. Гора замечательно белых камней, которую он оставил после себя, объединила нас игрой в покорение Арктики, а буквально через неделю приехали рабочие и закатали наши севера новым, восхитительно-пахучим, податливым асфальтом. Думаю, если он цел, то по сей день на его лунной поверхности можно разглядеть следы наших босых ног, ладоней и отыскать подошву, отклеившуюся от моего сандалия.