Не-Русь (СИ)

Перед уходом была некоторая суета: искали пропавшего спальника тверского князя. И к нам приходили расспрашивали. Но — увы. Никто нечего… А вернувшийся под утро Ноготок — спал в лодке. Он пересказал мне… существенные подробности. Резан был прав: Володша — настоящий русский князь. За ущерб своей чести готов убивать невиновных и непричастных. «Чести» — в его княжеском понимании.

Спальника так и не нашли. Да и тяжко его в Волге найти: тут и в двадцать саженей глубины места есть.

Смерть Любавы привела меня в состояние ступора. Вроде бы и солнце светит, и река плещет, а всё… не то, чтобы противно… как-то… бессмысленно. Безвкусно, неинтересно… Как сквозь вату… Я ходил и грёб, ел и спал, даже — ходил в бой. Но… скучно всё это. Серо, плоско…

Люди мои пытались меня как-то расшевелить: шутки всякие смешные шутили — улыбался вежливо. Приставали с расспросами — по хозяйству, по оружию и вообще… Посылал к Ивашке. Тот только тяжело вздыхал. Ближники помалкивали и заботились как о больном: то воды принесут, хоть и не просил, то попону постелют, чтобы на земле не сидел. Я понимал, что мне нужно испытывать чувство благодарности. Но чувств никаких у меня… Вообще — никаких.

Как-то среди ночи обнаружил у себя в штанах Цыбу. Забралась под армяк, которым я укрывался, мнёт мне член. Потом пояс расстегнула. Ладошка горяченькая, сама — холодненькая, намытая. На ухо шепчет:

— Господин… не гони меня, только дозволь — я всё сама сделаю…

Сперва хотел обругать: как-то… вроде — «измена светлой памяти». Потом… молодое мужское тело на ласку отзывчиво. У меня сразу… как у волка на морозе. Раздражает. «Стояние отвлекает от состояния»… От состояния вселенской тоски. Охота ей — пусть трудится.

Она — и оседлала, и отскакала. После, горячая, вспотевшая, упала мне на грудь, зашептала в ухо:

— Ой, как сладко-то! Ой как по тебе соскучилась! Хорошо ли тебе, господин владетель мой?

— Хорошо. Спать иди.

Вот ведь: вроде и не замечает ничего вокруг, постоянно — взгляд туманный, вид… будто вовсе не тут. А, оказывается — соскучилась. А я ей и слова доброго… Кажется, обиделась, кажется, потом даже и всплакнула под своим тулупом. А чего она ждала? Я ей никаких обещаний не давал. Перепихнулись к взаимному удовольствию — и ладно. Чисто оздоровительная процедура. Скучно всё это…

Такие… скачки посреди походного лагеря у костра — мимо окружающих не проходят. Ивашко, явно, у неё спрашивал. И — загрустил: обычно-то из моей постели бабы не со слезами выбирались. А на следующую ночь один из молодых к ней полез. Раз одному даёт — значит… Выл он негромко, но долго. А по утру старался держаться от Цыбы подальше. И вздрагивал, когда мимо ковыляла Мара. Эта тоже… пообещала. Что именно — точно не знаю, но ребятки даже смотреть в ту сторону не рискуют.

Один Лазарь… Этот взволнованно-ищущий взгляд при появлении Цыбы, эта мгновенная смена окраски на лице, этот тяжкий вздох, когда она мимо… А ведь он ещё не встаёт! Но женить парня надо срочно. О-хо-хо, молодо-зелено…

Кроме своих — достаточно деликатных ближников, и молодёжи, в которую эту деликатность вбивали матерным шёпотом с жестокой жестикуляцией по болевым точкам, вокруг было ещё пара-тройка тысяч русского войска.

Я уже объяснял: армейский поход, с точки зрения рядового бойца — скучное занятие. Начальство как-то суетится, чего-то думает-планирует, а ты… гребёшь. Местность вокруг меняется, но люди вокруг тебя — всё прежние. Все байки — рассказаны, все песни — перепеты. Поэтому есть масса желающих почесать языком. Хоть бы обо что. Тема для сплетен, как всегда, местная «светская хроника». Кто, где, когда… Кому, чего и сколько… раз.

Я стал уже довольно известной персоной в этой армии, и, естественно, объектом для перемывания косточек.

История с убийством Любавы не могла быть сохранена в тайне, народ в войске шушукался, пари заключал. Потом, видя, что я никаких действий не предпринимаю, начали говорить громче.

Сперва сочувственно:

— Да уж, этот Володша… этакий мерзопакостник… хоть и князь, а такая скотина…

Потом разговоры пошли уже подталкивающие:

— И как его господь терпит? Неужто не найдётся добра молодца, чтоб унял гада?

Я помалкивал, делал вид, что не слышу. А и только ли вид? Доходили всякие… шепотки, но как-то… всё мимо. Вода плещет, дубрава шумит, мужики болтают… всё — тошненько.

Как-то, по какому-то пустяковому делу, к нашему костру на очередной ночной стоянке подошёл Маноха. Послушал, посмотрел. Уходя, позвал меня с собой. Темновато, де, ему. Едва отошли на десяток шагов, сказал:

— Не вздумай мстить Володше. Он — князь русский, Рюрикович.

Пристально по-разглядывал меня. Хмыкнул и выразительно процитировал «Изборник»:

— «Князя бойся всей силой своею, ибо страх перед ним — не пагуба для души, лишь вернее научишься Бога от того бояться».

Умный мужик, а дурак: мне учиться Бога бояться — вредно. И мне, и Богу.

Раввины говорят: «Бог — всевластен. Над всем в мире. Кроме страха человека перед ним». Если я ещё и свой «страх» Ему во власть отдам… «Боливар не снесёт двоих».

Маноха убедился, что я его слышу, вздохнул и уточнил:

— Катай… голову оторвёт. Овхо.