Не-Русь

Помог ей затянуть все эти… гашики да опояски, чмокнул в носик, и она убежала помогать Маране. А я пошёл к Лазарю.

У Лазаря был жар, Цыба, потусторонне улыбаясь, меняла у него в паху холодные компрессы, от чего он краснел и жар поднимался ещё больше.

Уставший до серости в лице и хрипа в голосе Резан, периодически шипел на сеунчея: молодого отрока из слуг князя Володши. Как-то в нашей хоругви после Верхневолжских приключений, отношение к княжьим отрокам… настороженное.

Суть сообщения простая: князь требовал к себе командиров хоругвей. Для отчета о потерях и замещения должностей.

— Тебе, Иван Акимыч, к князю идти. Я-то рылом не вышел. Проси, чтобы наших по домам распустили. Лазаря надо домой везть. Да и гожих-то в хоругви… трое.

— Резан, не прибедняйся — через неделю гожих будет человек шесть-семь. Боголюбский воинов не отпустит.

— А ты уговори! Ты боярич или хрен собачий?! В «пристебаи» идти?! Последних положить?! И эта… шапку Лазарю выпроси. А то заволокитят, замурыжат. Давай, Иване, хучь какой ты, а из благородных. Может, и вытрясешь чего доброго из… из этих.

Забавно: как в бой идти — никто не упрашивал, как на полчище резаться — ни у кого ничего не выпрашивал, а как отвоевались — иди-вымаливай.

Начал собираться — одеть нечего. Что — в бою порублено, что — в Волге утоплено. Стыдоба: сапоги — у соседей выпросили. Утром ещё в них какой-то здоровый мариец вытоптывал, а к вечеру Ванька-ублюдок к князю идёт. Круговорот барахла в природе. У Тараса Бульбы лучше было:

«На полках по углам стояли кувшины, бутыли и фляжки зеленого и синего стекла, резные серебряные кубки, позолоченные чарки всякой работы: венецейской, турецкой, черкесской, зашедшие в светлицу Бульбы всякими путями, через третьи и четвертые руки, что было весьма обыкновенно в те удалые времена».

Я почему про посуду вспомнил — на том самом месте, где сегодня из меня чуть Ункаса не сделали, стол накрыт. В смысле: дастархан. Вятшие победу празднуют: полотно расстелили, вокруг — кто на попонах, кто на плащах. Во главе стола — Боголюбский на седле по-турецки сидит. Рядом — его сын с братом, муромский и рязанский князья по разные стороны. И наш… тверской князь Володша.

Я, было, к нему — доложиться тишком, но… Боголюбский чарку уже принял, но «орлиности» своей не потерял — углядел.

— А, смоленский боярич. Так ты, Володша, смоленских привечаешь? Пути-дороги показываешь? Что, отроче, батюшка послал глянуть — как заново Волжский Верх жечь?

Как-то мне такой наезд… Я ж в бою нехудо бился! При встрече — доложился. Опять же — Ану, подарочек мой… Или — наезд не на меня?

Володша только ртом — ап-ап. Цвет морды лица… «зацвела под окошком… недозрелая вишня…». Хотя ближе — «ягода-малина…».

Так кого же князь Андрей гнёт-пригибает?

Мне ни — клячей, ни — хомутом на ней — быть неинтересно. Деваться некуда, лезем «поперёд батьки в пекло». С обострением.

— А что, надо? В смысле: заново жечь. А? Господин светлый князь Андрей Юрьевич? Войны-то, усобицы — вроде нет. Великий Князь Киевский Ростислав Мстиславович правит умно да мирно. Отчего перевелись у нас на Святой Руси усобицы, настали благодать и в человецах благорастворение. Светлый князь Роман Ростиславович в Смоленске перед Рождеством так княжьим прыщам и проповедовал. Или соврал он?

Андрей по обычаю своему, столкнувшись с наглостью, нынче — в моём лице, ещё сильнее выпрямил спину, откинул голову и посмотрел полуприщуренным взглядом. От этого государева взора даже и видавшие виды люди, храбрые воеводы и витязи былинные — с лица бледнели и на коленки упадали.

Но нынче взгляд орлиный втуне пропал: я как раз на тряпице перед Володшей славное рёбрышко баранье углядел. И спёр. Извиняюсь, но очень кушать хочется. У меня после общения с любимыми женщинами всегда так: остро желаю жрать и жить.

— Дерзят твои недоросли, Володша. Страха не имеют, вежества не знают. Распустил молодь свою, не приглядываешь.

Володша продолжал делать два своих основных дела — наливаться багровым и глотать воздух. А я, высматривая место, где бы удобнее этого барана, в смысле — рёбрышко, укусить, приостановился и уточнил:

— Неправду говоришь князь Андрей. Я — не его недоросль, я — сам по себе недоросль. Просто иду с хоругвью тверского боярича Лазаря. Кстати, ты вели князю Володше Лазарю шапку боярскую выдать. И эту… «милость княжескую».

— Это который Лазарь?

— Это который — «петух с лошадиным хвостом». Который третьего дня на совете первым говорил. Про которого ты сказал, что у него голова светлая. Парень дрался яро. Ворогов кучу положил, аж саблю сломал. Его хоругвь первой пробила строй поганой мордвы и обратила их бегство. Что есть безусловное геройство и об славе божьей — истинное радение.