Не самые хорошие соседи

А она хорошо информирована. Со мной Ула никогда ничего подобного не обсуждал.

— Их ведь почти сразу нашла полиция? — спросил Микки.

Ула принялся вертеть в руках бокал:

— Да, но потом расследование забуксовало. Все тянется ужасно медленно.

— Прошло уже больше года, — заметила я.

Ула выглядел раздраженным.

— Ну да, через три недели суд.

Я тайком наблюдала за ним. Мне не нравилось выражение его глаз, когда он смотрел на Бьянку. Странно, что она до сих пор его не раскусила.

— Надеюсь, они получат по заслугам, — сказал Оке.

Ула со вздохом отставил бокал в сторону:

— Не получат. Им всего по семнадцать.

— Шведская исправительная система — это карикатура, — заявил Оке.

Бьянка вставила что-то в духе, мол, эти парни должны сделать выводы из случившегося и бросить свои преступные дела. И я ее поддержала.

— Надежда умирает последней, — вздохнул Ула.

— Вы будете выступать на суде свидетелем? — спросил у него Микки.

Что-то мне подсказывало, что ответ Микки знал. И спросил специально.

— Нет, — ответил Ула.

— Что? Вы не будете свидетельствовать? — удивился Оке.

— Не буду. — Уле стало явно не по себе. — Пострадавших по меньшей мере десять человек, так что там найдется кому выступить.

— Вам не разрешают выступить со свидетельскими показаниями? — спросила Гун-Бритт.

— Вы же их узнали? — добавил Микки. — Вы были на опознании и указали на них, так ведь?

— Да, так. — Ула закусил нижнюю губу. — Но сидеть напротив них в суде — совсем другое дело. Врачи говорят, что это может повредить процессу лечения.

Он боялся. Это было очевидно.

— Конечно, давать свидетельские показания очень тяжело, — сказала Бьянка, и я кивнула в знак поддержки.

— Но наша судебная система основывается на свидетельских показаниях, люди рассказывают то, что знают, — сказал Микки. — Что, если все жертвы преступлений будут рассуждать так же, как Ула? Понятно, что это неприятный опыт, но…

— Их все равно не накажут, — сказал Ула, — просто пошлют к какой-нибудь тете из социальной службы. «Бедный мальчик, у него было тяжелое детство». А я могу потом в любой момент столкнуться с ними в городе.

— Я вас понимаю, — сказал Оке.

Но Микки не сдавался. Он словно решил прижать Улу к стенке. Возможно, его раздражало, что Бьянка проводит с Улой так много времени.

— Я считаю, что долг каждого гражданина — помогать правосудию, — заявил он.

Бьянка бросила на него сердитый взгляд, и одновременно заплакала Белла.

— Я переехал в Чёпинге именно для того, чтобы избежать этого, — заявил Ула. — Я не хочу ни во что вмешиваться.

— Но вы уже вмешались!

— Хватит! — сказала Бьянка, вставая из-за стола и поднимая на руки Беллу. — Ты перешел на крик, Микки.

Она преувеличивала. Это был обычный спор.

— Но ты же слышала…

— Тсс!

Я была поражена. Микки, конечно, напился, но ей все равно не стоило обращаться с ним как с глупым ребенком.

— Легко говорить, когда это не касается тебя самого, — сказала Бьянка и потрепала Беллу по щеке. — Я тоже всегда думала, что надо сотрудничать со следствием и давать показания. Но если бы я действительно оказалась в сложной ситуации, то я бы задумалась, а стоит ли?

Ула и Оке согласно кивнули, но Микки, видимо, пускаться в публичные дебаты с собственной женой не хотел. Он откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу и посмотрел в другую сторону.

— Пойду уложу детей, — сказала Бьянка. — Белла очень устала.

Микки поднялся было, чтобы пойти вместе с ней, но Бьянка положила руку ему на плечо и как бы силой усадила на место:

— Оставайся! Я вернусь до двенадцати. Если сама не усну.

Через полчаса Ула тоже исчез. С красными, слегка осоловелыми глазами Микки требовал от меня новых историй о моей жизни в Штатах. Я смеялась, рассказывая о свиньях-фотографах и скользких агентах, о дизайнерах, в сравнении с которыми Нарцисс — образец альтруизма, о порабощающей тяге американцев к роскоши, о наркотиках и сексуальных отклонениях.

— Какая интересная жизнь! — прокомментировал Оке.

— Да на самом деле для этой жизни я никогда не подходила. Я же обычная провинциальная девчонка. Girl next door[23].

Микки мечтательно посмотрел на меня.

— Блеск и гламур меня вообще не привлекают, — сказала я. — Ни одежда, ни обувь, ни украшения никогда меня особо не интересовали. Я могу быть счастливой и без них.

Именно это я и чувствовала — свободу и счастье. Чувствовала сильнее, чем когда-либо раньше. Алкоголь, конечно, свое дело сделал, но прежде всего меня вдохновляла мысль о том, что впереди двенадцать месяцев приключений и новых возможностей.

2017-й станет моим годом.

Без Петера. Без долгов.

— Скоро пробьют часы в «Скансене»[24], — крикнула с дивана Гун-Бритт.

— Что? Уже двенадцать? — сказал Микки и начал стучать пальцами по дисплею мобильного. — Бьянка, наверное, уснула.

— А куда делся Ула? — спросил Оке.

— Ушел домой, — ответил Микки. — Видимо, под действием этого ПТСР.

— Или алкоголя, — сказала Гун-Бритт.

Я взяла Микки под руку:

— Пойдемте. Я хочу посмотреть фейерверк.