Уле, конечно, доверять нельзя. Он легко мог все придумать. Из ревности? Фабиану нравится Микки. А это было бы невозможно, если бы он заметил в нем хоть какую-то склонность к жестокости.
— Микки самый добрый из всех, кого я знаю, — сказал Фабиан.
— Конечно.
Пошатываясь, я вышла в прихожую, накинула плащ и сказала, что мне нужно в магазин. До закрытия винного магазина оставалось совсем немного времени.
— Можно мне с тобой? — спросил Фабиан.
— Не сегодня.
Одной ногой я уже была за порогом. Мне не хотелось, чтобы Фабиан видел, как я дрожащими руками ищу нужную бутылку, а потом в машине отвинчиваю пробку и делаю несколько глотков перед тем, как завести двигатель.
— Я скоро вернусь, любимый.
Несколько дней спустя мы с Улой поехали в одно поместье под Мальмё, где Фабиану позволили поводить спорткар. Он светился от счастья, а я была трезвой до самого вечера.
В пятницу мимо наших окон проехало на велосипедах семейство Андерсон в полном составе, с корзинками для пикника и пледами. Все выглядели совершенно счастливыми, как будто ничего не случилось.
— Завтра этот их праздник двора, — сказал Фабиан. — Хорошо, что нам туда не надо.
Именно это я и хотела услышать. Я боялась, что Фабиан слишком привязался к Микки. Сколько ударов он еще сможет вынести?
— Так что ты думаешь о том, чтобы уехать? Подальше от всего этого. Начнем все сначала где-нибудь в другом месте.
Он посидел немного в задумчивости, но потом в его взгляде вспыхнула радость.
— В Калифорнию? К папе?
Я взяла в руки стоявшую на столе бутылку вина и начала читать этикетку, не понимая на ней ни слова.
— Не получится.
— Что? — Фабиан вдруг раздулся, как кобра. — Мы же хотели скопить деньги. Мы можем получить несколько миллионов за этот дом, а потом…
— Прекрати!
У меня закончились силы. В ушах шумело, потемнело перед глазами. Я встала, и слова посыпались градом:
— Мы не можем жить у твоего папы. Он в тюрьме!
Фабиан выглядел так, как будто я ударила его в лицо. Он весь сжался, закрыв себе руками рот.
— Прости, любимый. Мне давно надо было рассказать тебе правду.
Я ненавидела себя, но сейчас хотя бы призналась.
— А автосервис?
Его плечи дрожали, он сжимал и разжимал руки.
— Нет никакого автосервиса. Твой отец работал в баре, когда мы познакомились. Но он нигде долго не задерживался. Он был настоящий бунтарь, в действительности у него золотое сердце, но почему-то он все время попадал в неприятности. Я думала, что моя любовь его вытащит. Но одной любовью никого никогда не спасешь.
Фабиан сильно ударил по столу, как будто прибил насекомое. Он стонал, его била дрожь.
— Прости, дорогой.
Он боролся с самим собой. Красный потный лоб, напряженные мускулы…
— А фотографии? Бабушка?
Я перешла все мыслимые границы, когда дала ему эти снимки. Но он просил несколько месяцев, и они вызвали у него полную эйфорию.
— На фотографии не твой отец, — сказала я. — Это один американский актер.
Лицо Фабиана исказилось в гримасе. Из носа лилось, он кусал губы.
Я самая худшая мать на свете.
— Но о твоей бабушке я ничего не наврала, — сказала я. — Она наверняка до сих пор сидит в кресле-качалке и играет на губной гармошке.
Я протянула ему рулон бумажных салфеток, чтобы он высморкался.
— Прости меня, но без твоего отца нам будет лучше.
Фабиан не ответил. Бросил скомканную салфетку в раковину, до краев заполненную грязной посудой, и, громко топая, вышел в коридор. Я ждала, что сейчас с грохотом закроется дверь его комнаты, но хлопок так и не раздался. Что он делает? Я вышла в коридор. Фабиан сидел на полу и завязывал шнурки на кроссовках.
— Ты куда?
— На улицу, кататься на велосипеде.
На меня он не смотрел. Все его тело было напряжено и заряжено злобой. Движения резкие и быстрые, он встал и вышел, а я подумала, что должна пойти за ним. Я боялась, что он совершит что-нибудь ужасное, причинит вред кому-нибудь или самому себе.
Позже вечером я молила о прощении. Пьяная и отчаявшаяся, сидела с ним рядом и ныла о том, какая я отвратительная мать, говорила, что он заслуживает лучшей жизни. А потом роли поменялись, и это он начал меня утешать и уверять, что все наладится.
Я уснула, упав лбом на кухонный стол. Проспала не больше часа, проснулась глубокой ночью. Побрела в ванную чистить зубы, чтобы избавиться от кислого привкуса.
Но в коридоре услышала странные звуки, доносившиеся с улицы. Как будто шаги. Снова взломщики? Теперь наша очередь?
Быстро вернувшись в кухню, схватила нож для мяса. Руки дрожали, пока я ходила от окна к окну, всматриваясь в темноту.
Ничего нигде.
Из комнаты Фабиана доносился храп.
Раздался какой-то стук, — возможно, сломалась ветка.
Там кто-то в саду.
В этом доме я всегда чувствовала себя в безопасности. Детский страх темноты я давно преодолела, а в Чёпинге привыкла не закрывать двери. Да и жизнь объяснила мне, что самая большая угроза всегда исходит изнутри.
Не задумываясь я открыла стеклянную дверь в сад. Шлепанцы стояли снаружи на коврике, я обулась и двинулась в темноту, зажав в дрожащей руке нож.
— Эй! Кто здесь?
На забор падал свет уличного фонаря. Калитка была открыта. Наверное, я забыла закрыть. Или Фабиан. Или…