– Ага. Спасибо. Слушай, а как вообще покорить девушку? – спрашивает он, еще больше отворачиваясь от меня, и я вижу, как краснеют его скулы. Стесняется пацан.
– Да как? Понравилась баба? Подошел погладил. Моя баба. Дубиной по башке – и в пещеру.
Мы с Пашкой ржем на всю машину.
– А если серьезно?
– А если серьезно, то надо быть настойчивым. Но только в том случае, если видишь, что что-нибудь выгорит. Если интуиция подсказывает тебе, что ни хера хорошего из этого не получится, лучше поищи другой объект. Этот может тебе выесть мозг чайной ложечкой, и в итоге ты все равно останешься ни с чем.
– А если типа чувства?
– А если типа чувства, надо типа действовать.
– М-м-м, – неопределенно мычит в ответ и замолкает.
Спустя полчаса паркую машину у подъезда. Мы с Пашкой забираем свои вещи, я аккуратно беру коробки с трюфелями, и мы поднимаемся домой. За эти два года квартира Тины и правда стала для меня домом. Но не из-за стен или обстановки, а из-за моей жены. Потому что мой дом теперь там, где она.
Внутри все дрожит и обливается кипятком от мысли, что я сейчас ее увижу, а чуть позже смогу потискать. Но надо сначала принять душ. После игры мы с Пашкой не стали тратить на это время. Оба уже хотели вернуться домой. Я к Тине, а он, видимо, к своей неприступной и требовательной.
– Ма, мы дома! – выкрикивает Пашка с порога.
Тина выходит в прихожую и улыбается, глядя на нас. Я слегка прищуриваюсь. Что это она накрашенная дома? Всегда смывает косметику, как только переступает порог квартиры. А тут при полном боевом раскрасе. Меня хотела порадовать? Так я люблю, когда она без макияжа. Она тогда как будто голенькая передо мной. И улыбка… какая-то слегка замороженная. Может, за неделю успела отвыкнуть от меня? Да ну, бред.
– Привет, мои путешественники, – произносит она, и мне кажется, голос у нее как будто простывший.
Сначала Тина целует Пашку в щеку, а потом на несколько секунд прижимается своими губами к моим. Я пытаюсь притянуть ее к себе, но она мягко выскальзывает, стрельнув взглядом в сына. Я хмурюсь. С каких это пор мы не обнимаемся при Пашке? Ла-а-адно. Может, ей типа надо немного времени, чтобы привыкнуть ко мне после возвращения? Так мы не первый раз с Пашей уезжаем на соревнования и чемпионаты. Херня какая-то.
Сбросив обувь, Пашка направляется в ванную.
– Сынок, мой руки и за стол, – говорит Тина.
– Ага, – отзывается он, а она идет на кухню.
Ловлю в коридоре и, развернув, впиваюсь в ее губы поцелуем. Они слегка припухшие. Отстраняюсь и осматриваю ее лицо. Здесь полумрак, и я едва могу рассмотреть любимые черты.
– Ты не заболела?
– Нет. А что?
– Да голос какой-то, будто простыла.
– Нет. Не знаю, может, от того, что у меня целую неделю не было такой практики домашних разговоров, как обычно? – шутит она, но даже эта шутка звучит натянуто.
– Все нормально?
– Да, все хорошо, – она поглаживает меня по груди, а потом снова пытается выкрутиться из моих объятий, но я лишь сжимаю ее крепче.
– Я тебе новые духи привез.
– Очень вовремя, мои как раз заканчиваются, – улыбается она. Что-то мне, блядь, не нравится в этой улыбке! Не могу вкурить, что не так. А Тина успорно делает вид, что все хорошо.
– А еще купил подарочек.
– Ну зачем, Андрюш? У меня все есть.
– Все есть, а такого нет.
Достаю из кармана коробочку и передаю ей. Тина ее открывает и смотрит на кулончик.
– Очень красиво, спасибо.
– И трюфели твои любимые, – добавляю я, внимательно впившись взглядом в ее лицо.
Что, блядь, не так, а? Вроде все как обычно, но иначе. Она какая-то замороженная. Как будто между нами выстроила ледяную стену.
Пашка выходит из ванной, и мы с Тиной разрываем объятия, чтобы посторониться и пропустить его на кухню.
– О, котлетки, – довольно тянет он. – Ма, а пирожки с чем?
– С луком и яйцом, – отвечает Тина, и ее голос просто пропитан сталью. Я бросаю на нее обеспокоенный хмурый взгляд. – Вы ужинайте, а я пойду душ приму, ладно?
Быстро развернувшись, она скрывается в ванной. Я заглядываю на кухню.
– Приятного аппетита.
– Ага, – отвечает Пашка, наминая пирожок и накладывая салат себе в тарелку.
– Я сейчас с мамой поговорю и присоединюсь.
– Ага, – так же отзывается Пашка и натягивает наушники на голову.
Закрываю дверь на кухню и подхожу ко входу в ванную. Стучу.
– Тина, открой.
– Андрюш, поешь. Там все остынет, – отзывается она, и на последнем слове ее голос срывается.
– Малыш, открой дверь, – настойчивее прошу я. Она никогда не запирается. Пашка, видя, что включен свет, всегда постучит и не войдет, пока не разрешат. Я поступаю так же. А сейчас дергаю ручку, но дверь заперта. – Тина!
– Андрей, ужин, – произносит она так, будто у нее кто-то умер. Голос севший и дрожащий, а потом она срывается на рыдания.
– Блядь! Тина, открой дверь, иначе я вынесу ее к хуям! – рявкаю я.
Сердце разгоняется и уже практически ломает ребра. В висках так долбит кровь, что я практически ничего не слышу. Если какая-то сука в мое отсутствие обидела мою женщину, эта сука уже одной ногой в могиле.
– Тина! – ору и долблю кулаком дверь.