Не считая собаки

Пожарная охрана вбегала через ризницу, которую вскоре после того, как настоятель Говард выскочил с алтарными книгами, отрезало огнем. И у наружных дверей ризницы тоже кто-то все время толкался. А еще тот толстяк дежурный гражданской ПВО, который расчищал подступы. И дракониха из цветочного комитета, застывшая в карауле у западного портала. Нет, деваться из собора было некуда.

Некуда было деваться из собора. Как из лаборатории в 2018-м. И спрятаться негде. Только в сети.

Я схватил Верити за руки. Я прятался в сети, за бархатным театральным занавесом, и Лиззи Биттнер говорила: «Я сделаю для него все». Оксфорд 2018 года. Где Ти-Джей обнаружил очаг увеличения сдвигов.

«Потому что у нас нет таких ценностей, как в Кентербери и Винчестере», – сокрушалась Лиззи Биттнер. Лиззи Биттнер, вышедшая замуж за потомка Ботонеров, строивших собор в 1395 году. Лиззи Биттнер, совравшая насчет незапертой лаборатории. Открывшая дверь своим ключом.

«Нам кажется, это первое преступление, а выясняется, что оно уже второе, – говорила дама в мехах. – Первое произошло много лет назад». Или вперед. Все-таки в нашем распоряжении машина времени. А в одной из моделей Ватерлоо континууму пришлось углубиться аж в 1812-й, чтобы устранить диссонанс.

Вот она эта мелкая, никуда не укладывающаяся деталь – рост сдвигов. Которого не возникло на той роковой переброске Верити. А ведь он мог бы помешать ей спасти кошку и предотвратил бы диссонанс. Пять минут в любую сторону – и ничего не придется расхлебывать, однако сдвиг составляет девять минут. И эти девять минут приводят Верити прямиком на место преступления.

«В каждом из смоделированных диссонансов наблюдался рост сдвигов», – утверждал Ти-Джей. Во всех до единого. Даже в тех, с которыми континуум не справился. Во всех без исключения. Кроме нашего.

А у нас в наличии только 2018 год, где сдвиги, по мнению Ти-Джея, выходят неоправданно большими для сильной удаленности от эпицентра. И Ковентри. Где вроде бы дело в очаге напряжения.

– Нед! – встревожилась Верити. – Что с тобой?

– Тс-с-с, – прошептал я, сжав ее руки, словно зеленые прутья мертоновской калитки. Почти распутал. Если не испорчу все резким движением и не отвлекусь, то наконец увижу всю картину целиком.

Область сдвигов чересчур далеко от эпицентра, а расхождения обычно наблюдаются лишь в непосредственной близости от диссонанса. А дама в мехах сказала: «Я рада, что она за него вышла». Она говорила о какой-то знакомой, сбежавшей с фермером. «Иначе так бы и чахла в Оксфорде на церковных собраниях и благотворительных ярмарках…»

– Нед? – позвала Верити.

– Тс-с-с.

«Она твердит, что епископский пенек украли», – сообщил Каррадерс, имея в виду «эту старую грымзу» мисс Шарп, руководительницу цветочного комитета.

И дежурный пэвэошник велел: «Пойдемте, мисс Шарп!» – седовласой женщине, охраняющей западный портал. И эта седовласая женщина, которая кого-то мне напоминала, ответила: «Никуда я не пойду. Я заместитель председателя гильдии алтарниц собора и руководитель цветочного комитета».

Он называл ее мисс Шарп. Мисс Шарп, которая в расстроенных чувствах кинулась сеять подозрения, будто о налете знали наперед. И даже написала письмо в редакцию. Отправила письмо в газету, утверждая, будто кто-то загодя пронюхал о готовящейся бомбардировке. В Ковентри, где о налете и вправду было известно заранее. В городе, который в отличие от Мачингс-Энда был для истории не тихой заводью, а очагом напряжения. Из-за «Ультры». Узнай фашисты, что у нас имеется копия «Энигмы» и мы расшифровываем их секретные сообщения, изменился бы ход войны. И ход истории.

И наконец, единственный случай, когда что-то удалось вынести через сеть из прошлого, произошел как раз в рамках самокоррекции…

Я, кажется, стиснул руки Верити до боли, однако отпустить не смел.

– Та молодая женщина в соборе, – произнес я. – Как ее звали?

– В соборе? – Верити недоуменно заморгала. – Нед, в соборе никого не было. Он горел.

– Не там, не в сороковом. Во время нашей поездки с Тосси. Та женщина, которая приходила к помощнику викария. Как ее звали?

– Не помню… Что-то цветочное. Георгина или…

– Гортензия. Не имя, фамилия.

– Не по… Начиналось на «Ш». Шервуд? Нет, Шарп.

Мир перевернулся с головы на ноги, и вот я уже не у баллиольской калитки, а на мертоновском стадионе, и там, на лугу у Крайст-Черча, возвышается средоточие всего – Ковентрийский собор.

– Нед, – потормошила меня Верити. – Что такое?

– Мы смотрели не под тем углом, – объяснил я. – Ты не вызывала диссонанс.

– Но… а как же совпадения? – забормотала Верити. – И рост сдвигов в 2018 году? Без диссонанса не обошлось.

– Не обошлось, – подтвердил я. – И теперь благодаря своим удивительным серым клеточкам я знаю, когда он возник. И что его породило.

– Что?

– Элементарно, дорогой Ватсон. Даю подсказку. Даже несколько. «Ультра». «Лунный камень». Ватерлоо. «Болтун – находка для шпиона».

– Болтун? Нед…

– Каррадерс. Собака, которая не лаяла. Перочистки. Голуби. Наименее вероятный подозреваемый. И фельдмаршал Роммель.

– Фельдмаршал Роммель?