Все, я больше не мог. Вообще-то я хотел нареветься дома, позвонив бабушке, рассказав ей все, выслушав от нее фразы типа «ах ты, голубизна моя любимая», не мечтая о большем, но недаром говорят, что человек строит планы, а Борис над ними смеется. Я уставился на него и уже был готов пролезть через окошко в двери, а не обойти ее, когда он вдруг сдернул с меня руку и сделал шаг назад.
- Я выпил, - хрипло сказал он и схватился руками за галстук, - Бл**ь, я просто выпил.
И все. То, что было так возможно, пропало без следа, не оставив ни тени, ни запаха, намекая на то, что я сумасшедший, который проснулся в процедурном кабинете в тот самый момент, когда ему собираются поставить кружку Эйсмарха. И этот тоже... отошел в сторону, словно я это начал.
Я чуть не завыл от стыда, представив свой приоткрытый зовущий рот и пьяный взгляд, который был прямо перед его лицом. Наверное, от моего вида его могло затошнить.
Борис быстрым шагом удалялся от меня, а я смотрел в его широкую спину и вгонял ногти в собственные ладони.
Было не просто обидно, было невыносимо больно. Вся ситуация, включая его сообщение о скорой свадьбе, все эти слова, пара неловких объятий в темном пустом кабинете, жесты, даже то, что это оборвалось – это было единственным, что я получил от него с того самого момента, как только его увидел.
Я числюсь в отделе менеджером, а на самом деле мотаюсь из кабинета в кабинет, устанавливаю программы, дефрагментирую компы, спасаю от смерти залитые липкой газировкой клавиатуры на столах наших девчонок, скачиваю, удаляю, активирую. И так всю жизнь. Моя работа меня устраивает, зарплата у меня неплохая, я смог купить собственную машину и сейчас снимал квартиру, откладывая деньги, опять же, на собственное жилье. Конечно, мне постоянно помогает бабуля, без которой я, собственно, не был бы тем, кем я стал.
Бабца у меня одна на этом свете. Нет, я не сирота, отнюдь, но отношения с родителями я сам свел к удобному для меня минимуму по одной простой причине: их почти никогда не было дома. Мама у меня переводчик, папа у меня член-корреспондент Академии наук и, догадайтесь, пожалуйста, из скольких стран я в детстве получал подарки. Побыв с сыном ровно пару недель, они снова укатывали в очередную командировку по заданию партии, оставляя меня на бабулю минимум на полгода.
Бабуля прошла огонь, воду и медные трубы. Она у меня оперная певица в глубокой заморозке, потому что не просто ушла из театра, где рвала свои голосовые связки в разные стороны, а медленно спускалась по карьерной лестнице, работая после сцены в бухгалтерии, спустя немного времени завхозом, а позже долго металась между местом гардеробщицы и местом билетерши. Остановив свой выбор на продаже билетов, бабуля успокоилась, и все свободное время посвящала мне.
Каждый вечер, когда она возвращалась из театра, я устраивал ей контрольный выстрел в голову, покрывая ее мозги своими тихими рассуждениями о жизни. Я мог бы этого не делать, но она была именно тем человеком, перед которым я мог оказаться без трусов в любом возрасте и потом даже не умереть от стыда.
- Бабуль, это я.
- Конечно, ты, - донеслось из трубки, - Мне, кроме тебя, никто особенно не мешает. Как дела?
И я не удержался, расстроился, выплеснулся, рассыпался перед ней мелким жемчугом, рассказывая о том, что тот, в кого я, похоже, до икроножных судорог влюблен, сегодня объявил, что через неделю у него свадьба.
- Ах, он юх моржовый!
- Бабуля!!!
Мат я терпеть не мог, он из меня вырывался крайне редко, мысленно немного чаще, правда, сейчас не тот случай. А вот бабуля у меня была матершинницей знатной. Но при мне она старалась не выражаться, а если проскакивало, то только в период самого глубокого неуважения к предмету разговора.
- Такой и есть, - припечатала бабуля, - Он к тебе яйца свои подкатывал? Ты же говорил, что было дело?
- Да мне показалось... – мямлил я, - Да не было ничего. Наверное, я придумал.
- Не льсти себе, - бабуля на том конце провода щелкнула зажигалкой, - Если говоришь «наверное», то, значит, было.
- Один раз вместе в лифте ехали, - резонно заметил я, - Он мне руку на плечо положил и пригласил на шашлыки, а я отказался...
- Мудак, - отрезала бабуля, - надо было ехать.
- Баб, я от страха, - нашел я оправдание, - Я ног под собой не чувствовал.
- Горе ты мое, - пропела бабуля, - Отбивать будешь?
- Кого? У кого? – я опешил, - Нет, знаешь, я не рискну. Там, похоже, ячейка общества вызревает. Да нет, баб, я в стороне постою.
- Страдать будешь?
- А у меня есть выход? – обозлился я, - Ты себя послушай! Он уже пир горой в офисе закатил, это же серьезно. Да и потом, знаешь, я никогда не считал, что у меня есть шансы.
Я замолчал, думая, а стоит ли говорить бабуле о том, что случилось около машины. Решил, что скажу. Сказал. Такой одухотворенной я ее не видел лет триста.
- Саша, - твердо сказала она, - У тебя есть еще время. Поверь, он ее не любит. Борись за свою любовь, как умеешь, чтобы не жалеть потом, понял?
- Понял.