Не сердись, человечек

Мать проплакала всю ночь. Я тоже не могла уснуть, задремала уже на рассвете. Когда проснулась, время близилось к полудню. Мать гремела на кухне посудой — видно, не ходила на работу. Внешне она казалась спокойной и, как только я появилась на кухне, начала расспрашивать, как все это случилось. Но я уже знала, что это ее спокойствие не сулит ничего хорошего. Как правило, вслед за этим в ход идут оплеухи и затрещины. Если бы спросила меня по-человечески, без этого менторского тона, я бы рассказала ей все как есть, а теперь — нет. Сказала только, что, мол, она взрослый человек и должна знать, как все это случается. Больше не стала ничего говорить, схватила авоську и ушла в магазин, чтобы не видеть этого укоризненного взгляда и не слушать охи и ахи. Но и от этой затеи мне тоже пришлось отказаться, потому что уже в мясном магазине начались всякие неприятности.

— Иван, ты выбирай нам мясо какое получше, попитательнее, — с ехидцей сказала мяснику какая-то бабка из верхней махалы, когда подошла моя очередь.

Я заметила, как все заухмылялись, но сделала вид, что меня это не касается. И хорошо, потому что мясник ответил за меня сам:

— Почему бы не выбрать? Леночка молоденькая, красивая и есть должна вкусно. Это тебе, старой карге, один черт что лопать.

— Да мы не про то, не про молодость и красу, Иван! — подхватила инициативу другая старуха, когда я уже выходила из магазина. — Подарочек принесла себе в подоле из города, подарочек!

Охота зайти еще куда-нибудь пропала. К тому же я встретила одну из наших соседок, тетю Цецу. Говорю ей «здрасьте», а она уставилась на меня, будто я ей второй год долг не отдаю, и молчит.

Возвратившись домой, закрылась в своей комнате, поревела-поревела да и начала складывать вещи обратно в сумку. Потом снова ревела — куда деваться, что делать, как быть дальше? — и не заметила, как уснула.

Проснулась от сильного шума.

— Где эта сука?! Где она?! — слышался голос отца.

— Погоди, Герго, погоди. Нет ее… в магазине она, — начала успокаивать его мать. С ним она иначе разговаривает, не то что со мной.

— Нечего годить! С живой шкуру спущу! И с тебя тоже, за то, что отпустила ее в город. Независимая!.. Иди найди ее!

— Пойду, Герго, пойду… Сейчас вот… Ты разденься, дай-ка ботинки сниму… И ремень сними, поослабь ремень, вон как живот перетянул.

— А-а, ремень! Ремень не трогать! А то прибью! Теперь для него есть работа… М-м-мать ее… Чтобы всякий болван вроде Лазо говорил мне: «Бай[1] Герго, поздравляю»?! И чтоб все смеялись надо мной?! У-ух, сука, прибью ее!.. Пока до меня дошло, что к чему, вся пивная поиздевалась как над последним дураком. То один подойдет — поздравляю! То другой — на здоровьечко! А я ничего не знаю и чокаюсь со всеми подряд… Так отделаю, своих не узнает… Попомнишь меня!

Как только я услышала все это, схватила сумку с вещами, выскочила через окно во двор — и на станцию… Устроилась на домостроительном комбинате, два месяца проработала, а теперь вот здесь. Никому никаких известий о себе не подаю. Если государство заботится о таких, как я, как сказал врач, почему бы не воспользоваться этим? Бесплатное питание и жилье, наблюдение специалистов! Что еще надо? Буду спокойно готовиться к экзаменам, а в июле — в университет, прямо с животом. В августе рожу, а в сентябре — студентка. Смотришь, еще успею с группой в колхоз поехать.

— Давление у тебя хорошее, девочка, — говорит сестра, укладывая аппарат в коробку. — Теперь ступай к доктору Пеевой.

Останавливаюсь перед докторшей и впервые решаюсь взглянуть на нее. Симпатичная, даже красивая. И вроде бы смотрит по-хорошему. Но мне-то понятно, что означает этот взгляд: «Знаю, что ты за ягодка, и, пожалуйста, не дуйся. Мы протягиваем тебе руку помощи, потому что верим в доброе начало в человеке, а человек — это звучит гордо, и, если ты пошла не по той дорожке, может, все-таки вырвешься на путь истинный, потому что, как сказал один писатель, и среди шлюх тоже бывают благородные…»

Только я, доктор, не нуждаюсь в вашем понимании. И очень прошу не путать меня с потаскушками, о которых вы здесь печетесь!

— Эй, ежик, ну что ты так сжалась? — говорит доктор, подходя ко мне. — Теперь-то чего дуться? А собственно, что такое произошло? Когда женщина готовится стать матерью, разве это имеет значение — законно ли ее материнство или незаконно. Это — священный долг женщины…

— А вы, доктор, как выполнили этот свой  с в я щ е н н ы й  д о л г, законно или незаконно? — неожиданно для самой себя спрашиваю я.

— Э-э… законно, но…

— Мерси, все ясно! — говорю я и наклоняюсь за сумкой, но сестра опережает меня.

— В восьмую? — спрашивает она докторшу, направляясь к выходу.

— Да, — кивает Пеева, глядя на меня.

Я демонстративно отворачиваюсь и иду следом за сестрой. Приятно было познакомиться, доктор, но «до свидания» не скажу, сколько бы вы мне ни улыбались.