(не) сестра для бандита

—А что? Что ты сделаешь? Ударь меня, выпусти наружу всех демонов и успокойся уже, мать твою! — бросила мне в лицо, отправив меня в нокаут. Ударить? Никогда, блядь, я никогда бы этого не сделал. Знает ведь, что случайно вышло тогда. И бьет по больному.

Она уже не плакала, рыдала в голос, всхлипывая и задыхаясь от слез, и это стало последней каплей. Занес руку, коснулся пальцем щеки, стирая слезы, прижал ее к себе. Рита, конечно, попыталась вырваться, но я сильнее. Сил сдерживаться не осталось, и я просто впился в ее губы, чуть не застонав от удовольствия, когда цепкие ручки обхватили мою шею.

Целовал ее как в последний раз, проникал языком все глубже, пока она не начала отвечать, и выругался про себя несколько раз. Та, которую я записал в продажные девки, даже целоваться не умела. Вообще! Совсем! Но, черт возьми, какой же кайф, как же приятно осознавать, что не было у нее никого, не было и не будет. Не позволю. Разум помутнел, я хотел ее так, как не хотел никого и никогда, один лишь чертов запах сводил меня с ума, выбивал землю из-под ног.

—Блядь, как сладко, — подхватил ее под бедра, заставив обхватить себя ногами, языком провел от ключицы до уха. Прикусил мочку и одновременно с этим толкнулся бедрами, мечтая оказаться в ней здесь и сейчас. — Только попробуй еще раз заикнуться об этом клоповнике, — прошептал в ухо руками сжимая упругие ягодицы, черт, маленькая, идеальная, в моих руках.

—Пожалуйста, не делай …

—Не делать что? — спустился губами от шеи ниже к основанию лифчика и стянул зубами мешающую ткань. Невероятная, блядь, какая же ты сладкая. — Тшш, тебе понравится, — самого уже вело от ее близости, наклонился к соску, обвел его языком и чуть не сдох от того, какая она вкусная. Чувствовал себя наркоманом, добравшимся до дозы, чистый, неприкрытый кайф. Втянул в рот сосок, зажал между зубами и чуть не кончил в штаны, как долбанный подросток во время петтинга. Двинул бедрами, сильнее прижимая ее к члену, который уже дымился в штанах, мечтая погрузиться в теплое лоно.

—Не ломай, — я не понимал ее, не слышал, не хотел ничего слышать. Никакие доводы не заставят меня оставить ее здесь.

—Ты не должна меня бояться, я никогда не сделаю тебе больно. Просто…поехали домой. Я болван, дурак, чурбан и называй как хочешь, но, когда сегодня увидел, что тебя нет, чуть не умер от страха. Пожалуйста, вернись домой, — я не лгал ни капли, открылся ей и плевать.

Хотел, чтобы она вернулась, ее место там со мной и по хую, если сейчас она считает иначе. Я все решил за нас обоих, да я мудак, подонок, но она будет моей, только моей.

—Я не поеду с тобой, Тимур, мне все это не нужно, — не удивила, но только одного она не учла: ее мнение на этот счет мне неинтересно. Не говоря ни слова, закинул ее на плечо и молча вынес из комнаты, захлопнув за собой дверь. Она что-то кричала, царапала спину, кусалась даже, а я лишь крепче держал. Давай, кошечка, бейся, кричи, царапайся, а все равно, по моему будет.

— Ты…ты… — усадил ее колени, прижал к себе и дал Косте команду ехать. Она не сдавалась, продолжала шипеть словно отчаявшийся котенок, которого загнали в угол.

— Я, — обхватил ее за подбородок и снова впился в сочные губы. Распробовав их один раз, я подсел на них до конца своей жизни.

Сильнее надавил пальцем на челюсть, вынуждая ее разомкнуть зубы и впустить меня, я все равно возьму свое. Ворвался в ее рот, пил стоны, вырывающиеся из ее груди, зарывшись пальцами в шелковистые светлые волосы, обхватил затылок и прижал сильнее, не позволяя отстраниться. Целовал ее грубо, даже больно, и ничего не мог с собой поделать. Терзал ее губы, окончательно теряя последнюю связь с реальностью.

До самого дома не выпускал из объятий, прижимал к себе, слушая тихие всхлипы и чувствуя, как намокает от слез моя рубашка. Черт бы тебя побрал, ведьма. Весь мозг мне чайной ложечкой выжрала, думать ни о чем, кроме нее не мог. Все время перед глазами стояла. Ни одну бабу не ревновал, а ее… одна лишь мысль о том, что кто-то мог бы с ней…Порву, вырву член и намотаю на яйца, только моей будет. Стонать, царапаться и биться подо мной в агонии, только я буду наслаждаться ее криками.

— Я не останусь здесь, — всхлипнула, продолжая упрямиться, когда все также на руках, я внес ее в дом, и это показалось таким правильным, я даже ненавидеть его перестал, потому что она была в нем.

Не останется, как же, как будто у тебя выбор есть. Как же хотелось отнести ее в свою спальню, опустить на кровать, сорвать ненужную одежду и сделать своей. Ласкать, чтобы срывала голос, чтобы рыдала от удовольствия и просила еще, а она бы просила. Но я знал — еще рано и на сегодня ей хватило потрясений, а потому с трудом подавив желание, отнес сладкий комочек в комнату, которая принадлежала ей и все еще хранила неповторимый запах. Посадил на кровать и опустился рядом на корточки.

— Останешься, — произнес твердо, пожалуй, даже слишком резко.

— Зачем ты это делаешь? — на ее глаза снова наворачивались слезы.