Не сказка про белых гусей

Учительница географии Мария Васильевна, которая с этого года еще и завуч нашей школы, попросила нас навести порядок в шкафах, где хранились учебные пособия. Мы возились до вечера, выгребли кучу всякого хлама, застелили полки чистой бумагой, все перетерли.

Генка Копылов хотел удрать, но Сережка Крайнов догнал его и привел назад, как бычка на веревочке. И теперь мотнет Сережка головой:

— А ну давай! — И Коп-Коп испуганно бросается вытирать полки. Так ему и надо — мешку сонному! Тихоня Слава Рахманов и тот остался шкафы убирать, хотя ему никто ничего не говорил.

Люция-Люська уложила на верхнюю полку свернутые трубками карты, которые ей подавал Слава, крутанула голову глобуса и спрыгнула вниз со стола.

— Ну вот и все!

— Теперь бы чего-нибудь пожевать! — Коп-Коп погладил себя по животу.

Но пожевать у нас ничего не было. Люська ткнула Генку в живот:

— Не похудеешь, жиртрест!

Утомившись, мы с Валей уселись на узеньком деревянном диванчике, мальчишки примостились кто где, а Люция, засунув руки поглубже в рукава курточки, с ногами забралась на высокое резное кресло, невесть каким образом очутившееся в учительской.

Разговор то вспыхивал, то утихал, перескакивая с одного на другое.

— А Кибальчич? — говорил Рево. — Ты слышал о Кибальчиче?

— Революционер? Террорист, кажется? — сказал Сережка.

— Революционер, — кивнул головой Рево. — Он был приговорен к смертной казни. Но Кибальчич был не только революционером. Он еще был ученым. Тогда еще никто и не думал, а он… Даже в камере смертников… Знал, вот… и работал. Писал. Чертежи чертил — прямо на стене. Он не просил помиловать… В последние дни просил: «Покажите ученым».

— Ну и показали? — шепотом спросил кто-то из нас.

— Нет, — мотнул головой Рево. — Никто не знал о них до самой революции.

— А что он писал?

— Он… Ну, это сразу не расскажешь. Он писал, что человек может до звезд долететь, на другие планеты, может быть…

— Куда хватил! До звезд!

— Самолет, на сколько он может подняться? — спросил Сережка. — А дирижабль и того меньше.

— Ты не прав. — Это Слава. Он хотел еще что-то сказать, но разве наших переспоришь. Сережка вон какой горластый.

— А тогда и вовсе не было ни самолетов, ни дирижаблей.

А Рево свое:

— А он на них и не рассчитывал. Он думал о ракете. И даже оставил описание такой ракеты и чертежи.

— Какая еще ракета?

— Это все выдумки.

— Выдумки! — возмущенно закричал спокойный обычно Рево. — Я вам сейчас докажу. — Но он не успел ничего доказать. Пришла Мария Васильевна, заглянула в шкафы и обрадовалась.

— Ну, какие же вы молодцы! Бегите скорей домой. Вы ведь не ели. — И мы разошлись.

Для чего же все-таки живет человек? Если он как этот.. как его… Кибальчич, что ли, о котором говорил Рево. Если он, зная, что завтра утром его повесят, набросят на шею петлю, и будет он, задыхаясь, болтаться на виселице еще не мертвый, но уже не живой. И если он, зная все это, в последнюю ночь торопливо дописывает свои записки о какой-то ракете, которую, может быть, когда-то кто-то будет строить, значит, он живет для того, чтобы летать на звезды. А Сережка Крайнов говорит — человек живет, чтоб бороться. Просто раньше, до революции, люди жили и не знали — как. А теперь — знают. Вот и должны бороться.

* * *

Наконец-то нам дают вожатого! Говорят, он с «Арсенала». С «Арсенала» — это здорово!

— А как его зовут? А сколько ему лет? — пристает Люська. Хлопает своими длинными ресницами и пищит тонким голоском: — Девочки, интересно, какой он? Правда, девочки?

— Люция, — говорит Рево, — ты бы хоть раз в жизни спросила что-нибудь умное.

Люська на минуту перестает хлопать ресницами и пищать. Но зато потом, потом уже никто не может вставить ни слова, и испуганно моргает ресницами Рево. А мы узнаем, какие кары обрушатся на его бедную голову, если он не перестанет так обращаться со своей родной сестрой. Они всегда так. Придут в школу. Люська вдруг потихоньку, ласковым голосом:

— А ты дверь запер?

— Дверь? — переспрашивает Рево и задумывается, будто задачку решает.

— Да, дверь, — говорит Люська уже не так ласково.

— Ннет, — говорит Рево.

— Нет? — повторяет Люська. — Значит, не запер?

— Не запер, — подтверждает Рево, — а как я мог…

— Значит, не запер! — перебивает Люська. Пусть лезут воры и воруют!

— Да при чем тут воры.

— А как при чем? Ведь дверь ты не закрыл!

— Так у меня…

— Не закрыл! — кричит Люська. — Ты всегда так! Я маме скажу!

— Так ведь ключ! — толкует Рево.

— Я скажу, — кричит Люська, — и папе скажу. Почему ты не закрыл?

— Так ведь ключ у тебя, — наконец вставляет Рево.

Но Люське разве можно что-нибудь доказать? Впрочем, мирятся они тоже быстро, и Люська снова становится веселой и болтает как сорока.

Вот и сейчас она перестала кричать, утихла. Мы опять заговорили про вожатого. Интересно, какой он будет? И дома у нас с Валюхой тоже долго еще продолжался этот важный разговор. Как его встретить? Сережка Крайнов сказал, лучше всего выстроиться на линейку и так стоять. А придет — всем отдать салют. Если он скажет: «Будь готов!» Мы ответим: «Всегда готовы!»