(Не)случайное зачатие (СИ)

Никогда раньше не думал, что можно испытывать по отношению к женщине чувство подобной близости. Не только физической, но и эмоциональной. Такой, что когда ее нет рядом, ощущаешь себя одиноким даже среди кучи людей. Такой, что скучаешь в командировке настолько дико, что хоть волком вой. Такой, что даже ее голос в телефонной трубке значит куда больше, чем любая из вертящихся рядом доступных женщин.

В общем и целом, если говорить без излишней патетики, я, определенно, влюбился.

И стало даже не так уж и важно, чьих детей Катя носит у себя под сердцем. Хотя хотелось, конечно, думать, что моих. И я солгал бы, если бы сказал, что не хочу этого знать наверняка. Не потому, что отказался бы от нее, если б оказалось, что это шаловливые головастики условного Снежкова нырнули ей в купальник, а просто потому, что предпочел бы знать правду. Какой бы она ни была.

Однако, та самая правда не светила нам еще несколько месяцев. И это, похоже, мучило не только меня.

Внутри как-то неприятно скребло от мысли, что Катя сама сомневается в том, что дети мои. И все же… когда держал в руках диск с записью узи, я чувствовал — не может быть, что отец не я. А может, мне просто слишком хотелось в это верить.

А потом, когда после узи отвез Катю к ней домой, пообещав приехать позже, я вдруг вспомнил то, что должен был спросить у Геныча и Андрюхи уже давным-давно. И ответ на этот вопрос теперь пугал пуще прежнего, только уже по иной причине.

Гена сказал, что сперматозоиды могли выжить на полотенце только если температура была не слишком высокой. Я напрочь не помнил, было ли там так жарко, как бывает в подобных местах (у меня в тот момент было занятие поинтереснее, чем следить за температурой), но если бы я смог это как-то выяснить, возможно, получил бы ответ на самый важный вопрос.

Первым я набрал Геныча.

— Привет, — поздоровался кратко. — Дело есть.

— Вот так вот, без прелюдий? — шутливо оскорбился друг.

— Прелюдии будешь со своими пациентками разводить, — хмыкнул я. — А мне некогда.

— Ну так что там у тебя? Оплодотворил еще кого-нибудь? Кто посредник на этот раз? Сидушка унитаза, случайно забытые где-то трусы…

— Стоп! — остановил я этот поток ужаса. — Во-первых, не смешно. Во-вторых, может, дашь мне сказать?

— Ладно уж, говори, — смилостивился Геныч.

— Ты говорил, что сперматозоиды могли остаться на полотенце только если температура в парилке была недостаточно высокой.

— Ну да.

— О скольких градусах конкретно речь?

— Ну, как правило они гибнут при температуре тридцать восемь-сорок градусов по Цельсию.

У меня по спине пробежал озноб. Разве в бане не намного больше?

— Что, надеешься отмазаться? — поинтересовался Геныч.

Да если бы!

— В парилке ведь больше? — пробормотал я вместо ответа.

— Ну да. Поэтому не думаю, что тебе что-то грозит.

Еще как грозит! Оказаться не папашей, когда я уже в это настолько поверил, что гуглил какие памперсы лучше купить! И все зря?

— Окей, спасибо, — я резко нажал отбой и попытался все осмыслить.

Получается, если парилку не отключали, то отец детей — почти наверняка не я.

Вот дерьмо.

Я во всех красках представил эту ситуацию, достойную дешевого сериала: главная героиня беременна от дона Ньевеса, то бишь Снежкова, который женится на щедром приданом сеньориты Люсинды, она же Старикова, в виде пятого размера. А еще есть несчастный Даниэль Альберто, в роли которого я, который рад бы жениться на главной героине, но ему вечно что-то мешает. То левая баба в кровать залезет, то героиня беременна от другого, а то еще какая амнезия на несчастную геройскую голову.

Ладно, в конце концов мы не в сериале. Но если Снежков все же отец детей и попытается на них претендовать — впадет у меня в кому на ближайшие триста серий! И даже буфера Стариковой его оттуда не выведут!

Нужно было позвонить Андрюхе. Я же все-таки хотел знать, родит ли Старикова Снежкову детей или тому нечем будет их делать.

— Ну что, покорил свою Джомолунгму? — раздался в трубке веселый голос, но мне было как-то не до смеха. Я мысленно заряжал ружье.

— И не раз, — откликнулся я коротко и перешел к делу:

— И она меня тоже. Поэтому есть вопрос ценой в целую жизнь.

Причем Снежковскую. Но этого я говорить не стал.

— Ну давай, спрашивай.

— Какая обычно температура в парилке?

— Шестьдесят-девяносто градусов.

П*здец. Неужели все пропало?

— Слушай, в тот вечер, когда у нас был корпоратив… все парилки работали?

Я так внимательно ждал ответа, что четко услышал, как Андрей поскреб задумчиво подбородок.

— Вроде ломалась одна, но ее оперативно починили.

— Какая? — быстро спросил я.

— Без понятия. Это важно?

— Я же сказал — человеческая жизнь под угрозой!

— Окей, я наберу щас мастера и перезвоню.

За те пару минут, что я ждал звонка, в мыслях успел Снежкова чуть ли не распять. Хотя, может, он там был и не причем вовсе, но его частое нахождение рядом с моей Катей делало его самой привлекательной мишенью для кровавых фантазий.

— Я узнал, ломалась пятая парилка, где-то между половиной десятого и одиннадцатью вечера, — отчитался мне первым делом Андрюха, когда я поднял трубку.