Какого черта лысого альфа вперся в омежий сортир?! Небось, нос привел — Ваня же на полцентра воняет. Вот это уже конкретное попадалово, отбиться будет трудно. Да и не захочется, если он не уродище последнее, плюс, поцелует впридачу, гормоны сами поведут за ним, куда потащит.
— Эй? Отопри, мой хороший! — голос долбанувшего повторно кулаком альфача приобрел особенные, воркующе-соблазняющие нотки, едва ли не вкрадчивые. — Тебе там плохо, что ли?
Ваня мутно полупил снизу на задвижку расширившимися зрачками, поразмыслил, жадно трепеща ноздрями — кофе, кофе, великолепная, духмяная, свежесваренная арабика, еб — и хрипловато, сдавленно откликнулся:
— Эрекцией постучи? Лучше слышно будет.
Почему-то пробрало вдруг на смех. Но сил дотянуться до мешающей задвижки и на четвереньках устремиться к ЗОВУЩЕМУ у парнишки не нашлось — накрыло напрочь. От густо разлитой в воздухе и перебивающей мятный освежитель арабики, вестимо, коленки самопроизвольно поехали в стороны.
Член омеги, отключенный желанием от разума, кричал напряженной болью, моля о свободе из тесных, сдавивших джинсов. Ваня накрыл его ладонью, загладил, вскрикнул от пронизавшего до кончиков пальцев острого ощущения, замял, со стонами заерзал страждущей мокрой попой по кафелю пола. Расстегнуть ширинку, немедленно, вот прямо сейчас… Оооо…
Альфач вышиб хлипкую, отделяющую его от сладко всхлипывающей добычи преграду из фанерки нажатием плеча и навис, подавляя мощью и запахом. Крупный, крепко сбитый, лет под тридцать, черты лица правильные, но простоватые, и тоже крупные, под стать фигуре, темные прямые густые волосы связаны сзади в недлинный хвост. Черная замшевая куртка с меховым капюшоном, черные брюки. Глаза, то ли серые, то ли голубые, в общем, светлые, довольно большие, хищно впились в возящегося у ног, бесстыдно занимающегося петтингом парнишку, изучая.
— А ты ничего, сойдешь, — изрек он, налюбовавшись, и наклонился, накрывая губами приоткрывшийся в немом протесте омежий, пересохший от возбуждения рот.
Ваня замешкался на секунду, пытаясь отстраниться, но, подхваченный под затылок, прижатый, захлебнулся кофейным ароматом и лаской, принял и поцелуй, и чужой язык, утрачивая последние, жалкие остатки соображения.
Он не помнил, как продолжающий уносящий в пучину страсти глубокий, влажный поцелуй незнакомец собрал его обвисающее, обнимающее руками за шею, готовое к употреблению, отвечающее тело в охапку и вынес прочь. Не помнил оборачивающихся, равнодушно расступающихся и пропускающих утопающую в начавшемся гоне пару людей в толпе, их усталых или довольных удачной покупке лиц. Не помнил машины, в которую его запихнули, наградив шлепком под зад – ни марки, ни цвета.
Только кофе и вкус слюны, и танец языков, и опаляющий жар держащего у груди парня, и то, что никак не получалось пробраться ему под мешающую прикосновениям одежду, к обнаженной коже.
А остальное было неважно. После, когда течка отгремит.
====== Часть 2 ======
Горячие, нетерпеливые, широкие ладони альфы мяли и гладили через ткань задницу, бедра, теребили пряжку ремня, ласкали поясницу, где голенькая кожа. А медная гадина словно издевалась, заела. Ваня зарычал совсем не по-омежьи, низко, горлом, дернул, скребя обламывающимися ногтями, и поддалось.
Извиваясь в тесном пространстве заднего сиденья, оба, смешивая дыхание и слюну, сплетаясь и расплетаясь губами и языками, стеная, терлись телами, избавляясь от одежды, больше мешая, чем помогая друг другу. Быстрее, ох, быстрее, прущий изнутри жар грозил испепелить.
Быстрее, воблять поганая!!! Арабика и медовые цветы наполняли до отказа, топили, кружили в бешеном водовороте.
Да быстрее же!
Напряженный член альфы шустро выпрыгнул из приспущенных боксеров прямо в ладонь — длинная толстая дубинища просто умоляла о ласке. Ваня тут же обхватил его не сошедшимся кольцом из пальцев, альфа, не медля, повторил его жест, пленяя в ответ некрупный, уже освобожденный, аккуратненький омежий.
Вверх-вниз, вверх-вниз, поступательно-возвратно, с причитаниями, с вскриками, губы терзали и пили губы, язык альфы бешено трахал стонущий рот омеги, но недолго — а смысл тратить время на дрочку, когда парнишка аж плавится, вот-вот зарыдает от желания получить по гланды и заливается смазкой?
— Приподнимись-ка, малыш, — приказ не дошел до затуманенных течкой Ваниных мозгов, ну, и ладно. Альфа толкнул омежку, послушно разводящего колени, на спину, на сколько позволило место, подтянул поближе и заерзал между его бедер, пристраивая налитую кровью, обнаженную от ушедшей вниз крайней плоти багровую головку к гостеприимной, мокрой ложбинке. Ему было неудобно, приходилось пригибаться, чтобы не стукнуться головой о крышу. Требовалось бы сменить неудачно выбранную позу.
Развернуть омегу спиной оказалось не просто — перевозбудившийся парнишка упорно отказывался понимать, чего от него хотят, цеплялся за предплечья, протестующе что-то лепетал. Пришлось применять силу и отдирать.