Еще сильнее обхватила Шувалова, сейчас в этом жестоком мире, где самые родные и близкие полосуют тебя ножами полнейшего безразличия, он казался мне единственной опорой. Да, Сашка меня предал, измена была, и Шувалов не отрицает этого факта, но сейчас я отчетливо поняла – он меня любит, по-настоящему любит, раз терпел такую муку, лишь бы иметь возможность хотя бы мельком со мной видеться. А моя семья, сестра, мама?! Получается, на мое счастье им плевать с высокой колокольни, лишь бы самим было хорошо, оказывается, они меня совсем не любят…
– Саша, – слепым котенком тыкалась я ему в грудь, пытаясь уменьшить свою душевную боль.
– Я с тобой, Танечка, я теперь всегда буду рядом...
Захотелось раствориться в нем, забыться. Как же мне хочется забыться. Обхватила Шувалова за шею руками, еще раз лихорадочно всеми легкими вдохнув запах его тела. Голова закружилось хмелем, а тело легонько коротнуло током. То, что нужно, страсть – лучшее обезболивающее. В надежде почувствовать теплоту и настойчивость мужских губ, приглашающе раскрыла рот. Шувалов напрягся, почувствовал во мне перемену, мужские губы жадно захватили в плен мои, мгновенно нежность и жалость переросла в нечто диаметрально противоположное – жгучую страсть. Те же самые руки, которые были секунду назад, что так нежно и успокаивающе гладили мои плечи и спину, но держат они меня совсем по-другому, и дышит Алекс иначе, словно за секунду пробежал стометровку. Мое дыхание тоже стало рваным, грудь вздымалась, толкаясь в напряженные мышцы Шувалова. Сердце стало быстрей гнать кровь по венам и опять туда, к низу живота. Пальцы зарылись в темные волосы. Потерлась о мужское тело, Сашка шумно выдохнул, а потом снова судорожно вдохнул… Знаю, Шувалова бьет током от моих прикосновений. Его тело мое, я имею над ним необъяснимую власть. Твердые требовательные мужские губы впились в мои, мягкие, дрожащие, податливые, нетерпеливо их смяли. В его движениях чувствуется жадность, настоящий голод, то же самое творится внутри моего тела. Мы истосковались, нас лихорадит осознанием, что барьеры пали, Роза спрятала, точнее пообломала свои колючки. Одежда вдруг сразу стала лишней, начала безбожно давить тело. Торопливо принялись раздевать, я его, а он меня. Наши руки переплелись, мешая друг другу своим нетерпением. Ах, на кой черт я застегнула на все пуговицы блузку, да еще, блин, шарфик повязала, закрывающий шею. Всё, для того чтобы создать,, как можно больше барьеров. Ах, какого лешего я в брюки вырядилась? А он зачем рубашку надел? Бли-и-ин, даже галстук повесил… Мог бы предположить, мой расчётливый, что мне захочется его снять. Застонала от досады и нетерпения. На его рубашке тоже бесчисленное количество пуговиц, еще и запонки на рукавах. Чертов щеголь!! Идеальный, млять, образ мужчины. Быстрее-быстрее… хочу прикосновений кожа к коже. К валяющимся на полу пиджаку и галстуку добавилась его рубашка. И мне, чистюле и аккуратистке, совсем не стыдно за устроенный беспорядок. Развратница, немного отправившись от шока правды, теперь с упоением лечилась его страстью. Наконец-то мне открылась мужская кожа. Какой же Саша горячий. Начала целовать мужское тело, везде, где дотягивались губы. Я тоже уже без блузки. Удивительно, как ему удалось так быстро справиться с декоративным узлом моего шарфа? Ведь я, желая выглядеть недоступной стильной дамой, полчаса тренировалась его завязывать. От прикосновений пальцев Шувалова к груди меня всю тряхнуло. Шутка ли, почти целый год без мужика. Губы выдохнули протяжный, немного плаксивый стон, который без всякой жалости выпил мужской рот, ответив глухим утробным рыком. Мужские «осьминожьи» пальцы не только с шарфом справились, но уже успели расстегнуть молнию на моих классических брюках, рывком стащили их вниз почти до колен… Его руки уже в моих черных хлопчатобумажных трусиках, специально надела как можно более простое повседневное белье. Надеялась, данный факт остановит меня от совершения глупостей. Наивная… Мужские пальцы отодвинули эластичную ткань, раскрыли мои хорошо пропитанные маслом желания губки, мазнули по клитору, раз, другой, третий, вынуждая меня каждый раз вздрагивать и открывать в быстром всхлипе-стоне рот. Пальцы не дали опомниться, обмазавшись любовным соком, пробрались внутрь, проникли во влажную пульсирующую ожиданием глубину… Плоть послушно раскрылась, затрепетала от его уверенных, знающих прикосновений.
– О-о-оу-у-у!.. – вырвался протяжный стон из горла, ведь пальцы молниеносно отыскали самую чувствительную точку, надавили и начали двигаться. Черно-белая картина города заполнила в моих глазах весь кабинет, а потом, удивительное дело, стала цветной. Все вокруг закружилось, затуманилось, замельтешило…
– Са-аша, – потрясенные, зашептали мои губы, и следом добавили жалобно, – Сашка, пожалуйста.
– Сейчас, девочка моя, сейчас, сладкая, – Шувалов подхватил меня на руки.