Не смей меня желать

– Ну как сказать… – задумчиво произносит Самбурский, вздыхает и добавляет. – Но сегодня мы не будем с тобой о работе. Ты слаб, восстанавливайся.

– А о чем будем? – напрягается Марк, но Самбурский удивляет.

– Я посчитал, тебе интересно узнать всю историю от начала и до конца.

– Про Георгия?

– Именно про него. Но если не хочешь, то сделаем вид, что я просто пришел сказать «спасибо», и поверь, я выражу его не только вербально. Ты получишь всю сумму, указанную в контракте, со всеми форс-мажорами. Неважно, что мы его разорвали, ты вернулся и именно ты ее спас.

– Не стоит.

– Не отказывайся никогда от денег, особенно, если честно их заслужил. А сейчас слушай и не раздражай меня упрямством.

Марк откидывается на подушки и прикрывает глаза, делая вид, будто устал, но превозмогая слабость, готов слушать. На самом же деле, его волнует всего один вопрос.

– Как дела у Ники?

– У нее все хорошо, – сухо отзывается Самбурский, явно не желая продолжать тему.

– Она не пострадала?

– Нет. Ну так что, слушать будешь? – в голосе Самбурского раздражение, и Марк кивает, потому что и правда интересно.

– Ты оказался полностью прав. Ты единственный, кто его раскусил. Может, мы были не очень внимательными к мелочам, а его досье такое, что не прикопаешься. Может, он действительно так умен. Я сам его почти не знал. Ну учились в параллельных классах. Да, бизнес начали мутить в одно время, он прогорел и пропал, а я выплыл и пошел дальше, как дальше пошел Леньков, как пошел дальше Ширшов – Дашки отец. А Гриша… Гриша стерся из памяти. Про него и не вспоминали.

– Только ведь он не прогорел… он попал в аварию.

– Да никто не знает, что произошло, – отмахнулся Валерий Иванович. – Он набрал долгов – это факт; он сел за руль после водки – это тоже факт. А что было еще, я не знаю. Я ему не помогал тогда разбиться, если ты об этом. Линьков – мог. Он старше меня лет на пять, у меня тогда у самого были, прости, хрен да кеды, а у Ленькова было больше, но сейчас никто не скажет, как там все на самом деле. Тогда, двадцать пять лет назад, в машине находилась его невеста. Девушка погибла, он чуть умом не тронулся. Учиться бросил и загремел в армию. Она-то его и спасла, он держался, грел в душе планы мести, но нормально отслужил. Так и не женился, вышел на военную пенсию, и вот тут начались проблемы. Ребята копнули – за ним целый шлейф из убийств девчонок. Может быть, он и в армии убивал себе тихонько, но не поймали его ни разу, и следов нет, а вот после…. Работал в Волгограде полгода – три убийства. Потом исчез на год и появился уже с другой внешностью, еще один город – еще три, и тогда он понял, что не сможет эту жажду удержать до тех пор, пока не отомстит обидчикам. Ну и приехал сюда. Устроился телохранителем к Дине и начал убивать. Дочка Ленькова была первой. Может случайно, может – нет. Ему казалось, что рано или поздно получится заглушить эту жажду убийства.

– Но если его невеста погибла, почему он стремился убить девушек? Ну нелогично же. Да еще так с изыском. Нож и роза.

– А вот это ты спроси у его психиатра. Говорят, толковый мужик.

– Что будет с ним?

– С психиатром-то?

– Что будет с Георгием?

– Его будут судить, если доживет до суда-то, – флегматично отзывается Самбурский. – Возраст у него не молодой, а условия жизни в тюрьме не сахарные, вся хронь обостряется, он ранен. Жалко, Андрюха – стрелок херовый, с нескольких метров задел по касательной. Вот ты бы не промазал, – с тоской говорит Самбурский, а Марк кивает. Точно бы не промазал, там вообще непонятно, как можно промахнуться. Но Самбурский продолжает. – Добивать его, конечно, не стали. Ребята у меня молодые в охране, трепетные, а потом менты приехали, ты тут кровью истекал. Короче, не до этого. Но… Гриша, он, ведь уважаемых людей обидел, они не забудут.

– То есть уберут его все-таки?

– Осуждаешь?

– Да почему? – Марк пожимает плечами и тут же морщится. – Он не должен выйти на свободу никогда, иначе обязательно постарается закончить начатое.

– Вот и я о том, – крякнул Самбурский. – Вот и я.

Марк прикрывает глаза и слушает шаги Самбурского. У дверей тот замирает и говорит.

– Я отослал Нику в Париж на неделю. Почти силой. Она рвалась к тебе, я соврал про реанимацию и про то, что к тебе не пускают. Обещал держать в курсе и обещал, что ты не сдохнешь. Она поверила. Моя дочь до сих пор считает, что я – господь бог и способен решить, кому жить на этом свете, а кому умирать.

– Спасибо, – Марк сглатывает, но понимает, что благодарность искренняя. Он не хотел бы, чтобы Ника была с ним из жалости, или из-за чувства долга.

– За что? – удивляется Самбурский.

– За то, что уговорили уехать и за то, что не пустили ко мне.

– Я не знаю, что происходит между вами с Никой, но я не хочу видеть тебя рядом с ней. Прости за откровенность.

– Знакомые чувства, – слабо усмехается парень и снова смотрит на Валерия Ивановича. – А самое главное, такие близкие. Я тоже не хочу видеть вас рядом с матерью.

Самбурский, кажется, даже немного бледнеет.