Больше никакой нежности не было. Мне действительно верилось в иные моменты, что он меня сломает, просто разорвет на части в своем обладание. От того с какой силой он развернул меня к себе, нападая на губы, кусая за язык и губы. Сдавливая тело пальцами, которые опять стали каменными, твердыми. Я не понимала раньше, что мне может нравится грубость, в самом примитивном ее проявление. Но теперь…я говорила, когда мой рот был свободен.
— Мне кажется, что… что раньше ты сдерживался… — в момент, когда он кусал мои бедра с внутренней стороны, причиняя острою боль, но при этом пальцами проникал внутрь моего тела, с такой же силой, с какой сжимал зубы. И не было понятно, что на первом месте: удовольствие или боль — все смешивалось воедино.
— Всегда…ты к этому не готова.
Я смотрю на него, как он того и требовал и понимаю, что да, раньше не была. Но теперь…
— Была…
Больше я не могла говорить связно. Ушли назад укусы — остались его губы, язык и пальцы. Тончайшие, но при этом ощутимые ласки клитора. Игривые, разной тональности движения пальцев и сильное желание прикоснуться хотя бы к его волосам. Не помнила и не знала, в какой момент мы оказались в комнате — просто знала, что сижу на подоконнике, на занавеске, так как ощущала ткань кожей, мяла ее пальцами, последними остатками удерживаясь от касаний его.
— Не могу больше… все болит, сводит изнутри… мне мало…
Как смогла это произнести…возможно, потому что он хотел знать мои эмоции. Но после этих слов, мне смутно виделось как он сдирает с себя одежду, практически разрывая ее, его обнаженное тело и наконец-то первое проникновение в меня. Единение душ? Моментальный взрыв? Не так… просто моя жизнь в этот момент, связанные с его навсегда. Все так и должно быть.
Глубоко, до боли при каждом движение, так что морщилась, не в силах сдержаться. При каждом толчке ощущая насколько твердым, практически железным он был. Не для меня, для него. Подчиняясь его движениям, уже практически бессознательно, на самой вершине собственных эмоций, краем сознания отмечала каким все более напряженным становится он. Как учащается его дыхание, а движения становится еще более жесткими, быстрыми, хотя кажется это невозможно. И его последние слова, в момент, когда кончал:
— Навсегда…
Он замер, упираясь лбом в стекло, а руками в подоконник. Точно так же было и со мной, единственно что я была прижата лопатками и висела в воздухе, обвивая его торс ногами. Но больше не могла, настолько вымоталась, устала за этот безумно-болезненный секс. И просто отпустила ноги, не думая о том, упаду или успеет подхватить. Не могла, никаких сил не осталось. Но Леша успел. Когда я практически уже сползла по нему вниз, ощутила его руки, подхватывающие и возвращающие на место.
— Не отпущу, даже если ты этого захочешь. Не сейчас.
И я обняла его, ничего не произнося в ответ. Просто оставаясь с ним настолько близко, насколько это возможно.
Глава 14
Я обводила безумным, потерянным взглядом кухню, которая все чаще становилась свидетелем моих переживаний. У всего есть начало и у моих посиделок оно было. Тогда, несколько месяцев назад, я еще не понимала, что мне предстоит изучить каждый из оттенков ожидания, во всех его проявлениях. Не такого, как в самом начале, когда вероятность появления Алексея была чрезвычайно высокой. Теперь это была постоянная неизвестность, которая заканчивалась только с его приходом. Множество дней и ночей, затянутых серым пологом ожидания, который пропускал свет, лишь когда он появлялся. Разница с той самой первой ночью была в одном — я более не пила, иначе давно бы стала алкоголичкой. Но достигла огромных высот в искусстве ждать. Восточная мудрость гласит, что если долго сидеть на берегу, то можно увидеть, как проплывает труп твоего врага. Применимо ко мне это означало, что если я буду долго сидеть, то увижу, как он вновь входит в квартиру. Именно это стало моим основным, чуть ли не единственным занятием. Ожидание и еще прогулки по городу. Всегда только днем конечно, чтобы свести к минимуму риск пропустить появление Алексея. Без всякой цели, даже не пытаясь как можно лучше узнать город. Исключительно брожение, трата времени, которое тянулось слишком медленно.