Не со зла

Некоторые войны проходят в полнейшей тишине. Вновь осознаю себя отчаянно одиноким, как будто бы еще больше, чем прежде, больше, чем когда-либо. Мои мысли меня покинули. Что мне остается? Наверное, только лишь это. Заключать часть своей души в этих книгах, стараясь таким образом переложить всю эту тяжесть со своих плеч, со своего сердца и своего разума на неодушевленный предмет, создавать и создавать крестражи. Они будут говорить с потомками через эти страницы, сквозь эти строки, будут взаимодействовать и общаться. Что они расскажут обо мне? Быть может то, что я не уловил различий между творчеством и обычным дневником, создал историю из своих страданий? Где проходит эта грань между желанием выплеснуть это из себя, прекрасным эскапизмом и сублимацией, и осознанием того, что это слишком личное? Слишком интимное, что-то, чем не стоило бы вот так делиться, тем более что оно касается не только лишь меня… Я уже запутался. Не нахожу ответов. Что подумают об этом потомки, найдя эти записи? Что скажут дети детей их детей?

Боль рождает лучших писателей. Порой влюбленных/любовников тоже. Но могу ли я понять, где проходит черта, и много ли искусства в том, чтобы вновь и вновь ворошить старые раны, пересказывать одни и те же истории. Это чертова одержимость, но ведь я могу с ней что-либо сделать? Я не хочу тлеть этим вечно. Одержимость толкала меня раз за разом бороздить всё те же моря и океаны, вспахивать те же поля, раз за разом, круг за кругом. По кругу. Вечность. Но это в последний раз, я обещаю. Эта история почти окончена, нужно лишь потерпеть. Я знаю это абсолютно точно. Я уверен в этом. Я чувствую это. С каждым днем уверенность эта растет.

Если мы способны пожирать галактики лишь силой своего воображения, то почему мы не способны представить себя счастливыми? Я уже так устал. В этой погоне за своим катарсисом, кажется, я сбил свои ноги в кровь. Да, такой вот ты мазохист. Ты ведь всегда знал, что в этом весь ты, просто боялся в этом признаться. Ты никогда не боялся боли, но не был достаточно храбр для любви.

Всё, что тебе оставалось – поддерживать иллюзорную жизнь этой истории. Тебе казалось, что пока ты пишешь об этом, оно еще не забыто, не ушло, не осталось в прошлом. А может быть, это именно то, что тебе так необходимо? Оставить это в прошлом и открыться для жизни? Ощутить себя вновь живым? Ты сам закупорил себя в эту капсулу, сам поместил себя в свою же тюрьму. И теперь варишься в своем же соку.