Не сотвори себе кумира

– Все же странно, как это вдруг стали врагами, предателями весь генералитет, будто сговорились. Ведь я же герои гражданской войны!

– Творческий марксизм в условиях капиталистского окружения — это вам не тротуар Невского проспекта! — вдохновенно изрек Аркаша.

– Да заткнись ты со своим творчеством! — сказал ему кто-то за моей спиной.

– Так-то под любую пакость марксистскую базу можно подвести! — вдруг воскликнул Михайлов. — А где доказательства? — уставился он на Аркашу. — Где отчет о судебном процессе? Каковы показания свидетелей? О чем говорил защитник? В приказе наркома нет обвинений, одни лишь лозунги!

– Для врагов народа защитников захотели, — многозначительно ухмыльнулся Козловский.

– Я к тому говорю, что ведь и у врагов народа для суда какие-то конкретные преступления должны быть! Нельзя же просто подойти к кому-нибудь, ткнуть пальцем в грудь и сказать: "Вот он — враг народа, я знаю его, берите, судите и казните его!"

– Наверное, было не так…

– По сообщению выходит так: одни утверждения без всяких доказательств. А в результате — расстрой. Я человек беспартийный, может быть, чего и недопонимаю в высокой политике, но тут всякому придет в голову вопрос: почему все так скоропалительно, тайком сурово?

Козловский что-то еще хотел сказать, но смолчал а Михайлов махнул рукой и пошел в свой отдел, ни на кого не глядя.

Миров, как и мы, с одобрением смотревший на Михайлова, вдруг неестественно для себя заторопив -

– Давайте приниматься за дело, товарищи, — и посмотрел на свои ручные, величиной с детское блюдце часы, предмет наших постоянных шуток.

– Разрешите, Василий Григорьевич, провести полит информацию минут за десять? — обратился к нему на партийный секретарь Королев, заведующий промышленным отделом.

– По-моему, мы этим сейчас и занимались, — ответил редактор.

– А что тут особенно распространяться! — опять прорезался Козловский. — Дело совершенно ясное: давно пора было выкорчевать из Главковерха всех этих типов с иностранными фамилиями.

– Сам-то ты уверен в том, что говоришь? — спросил я. — Как это у тебя все просто, как на базаре: тут морковка, там редиска.

– Я-то уверен, товарищ Ефимов, — вызывающе ответил Козловский. — А вот кто из нас не верил, что Арский и Лобов враги народа? А оказалось, что враги! Сидят в тюрьме как миленькие.

– Ну, это еще не резон. Мы знаем немало случаев, когда арестовывали совсем безвинных… — сказал я.

– Вечно у вас свое собственное мнение! Вы с ним как-нибудь беды наживете!

Я укоризненно посмотрел на Козловского и пошел вслед за Мировым в кабинет.

В эти тяжелые минуты меня тянуло к Мирову, как к родственной душе. Усаживаясь за свой стол, стоящий по диагонали напротив стола редактора, я снова заговорил:

– Одно меня удивляет в этом деле: как мог Ворошилов, работая рука об руку с Гамарником, Тухачевским и Якиром, как он мог просмотреть и не увидеть их измены за многие годы? Ведь это же противоестественно! Этих людей все считали истинными героями. Просто не укладывается все это в моей голове, Василий Григорьевич!

– Много тут неясного, Иван, очень много. Более Двух десятилетий честного служения нашему делу. Никто никогда не был замешан ни в одной антипартийной оппозиции, ни в одной группировке, каких было немало на нашей памяти. И все прославленные имена… Неужели ни Буденный, ни Блюхер, ни Белов не усомнились в их виновности? Право, не верится, что сам Ворошилов оказался таким близоруким, темным слепцом…

– - А может, Климент Ефремович сомневался в их виновности? Но почему же он тогда согласился на их поспешную ликвидацию?

– Все, все тут, Иван, затемнено какой-то непроницаемой мглой, окутано тайной…

Кто-то позвонил по телефону из города. Невидимый автор упрашивал Мирова поместить какую-то статью в завтрашнем номере.

– Завтра не получится: много официального материала… А вот послезавтра мы ее тиснем… Поместим, не волнуйтесь…

– Рассматривая все эти события на общем фоне, — продолжал Миров, кладя трубку, — нельзя не заметить общей тенденции, отчетливо выпирающей за последние год-два, — это приписывание всех наших ошибок и неудач проискам врагов и недоброжелателей…

Я хотел было возразить, но он сделал нетерпеливый жест:

– Подумай хорошенько, потом скажешь. Только за последние полгода ты сам лично написал десяток передовиц, и редкая из них не затрагивала темы так называемой бдительности, не так ли?

– Верно, не буду отрицать.

– А твои обзорные статьи в разделе "Партийная жизнь" разве не проникнуты тем же духом всепроникающей бдительности? Ну а если заведующий партийным отделом задает тон, то другим авторам сам бог велел… А сколько статей в период отчетно-выборной кампании партийных органов за своей подписью ты дал в этом году об одном только районном отделе НКВД?

– Две или три.

– Три! И помнится, в одной из них ты критикою коммунистов-чекистов за близорукость, за то, что в аппарате находили место якобы классово чуждые элементы?

– Так говорили сами работники на собрании, по мне. А упомянутый факт я весь выписал из газеты.