Не сотворяйте ангелов из женщин

Вот так, от самых кровей крестьянских, да от баб своих, соблазненных военными, и я пошла, считайте, от незаконнорожденной своей матери! Ну, а как дальше пошла теперь уже я расскажу дальше. Итак…

Я, мама, бабушка и ЛАХЧ

И вот, ровно через двадцать лет у той самой Аллочки, — бывшей когда–то деревенской девочки — ангелочка, появилась я! Галина!

Родилась у мамочки своей, студентки пятого курса приборостроительного института и кафедры автоматики да вычислительной техники, которая рожала с потугами свою первенькую… Вот так я, даже не дотянув до диплома свою мамочку, несмотря на чье–то желание, я появилась на свет! Появилась и тут же о себе во весь голос….

— Уа–уа–уа! — То есть. — Ура — ура — ура!

И хоть я поначалу была в радостной тягости для своей мамочки, но потом все же ей помогла с получением диплома.

Мамочка училась и кормила меня своей грудью в течение дня. А бабушка моя подвозила меня к институту, и мать заполошеная выскакивала, торопливо совала мне в рот сосок и торопила, сдавливая пальцами налитую грудь и чуть ли не заливая всю меня молочком, вот так и кормила свою дочь в перерывах между лекциями. Теплым и таким мне в ту пору необходимым. И так, считайте, подряд целый месяц. Мать в институте, а бабушка с колясочкой и по часам меня к студентке пятого курса подвозит, словно маленький самолетик для заправки на воздухе…

А потом мамочка моя, умница, уже стоит перед комиссией, защищая диплом. Рассказывает, делает свой доклад, а сама рукой грудь прикрывает. А в комиссии всякие люди и не без ехидины оказался кто–то в комиссии. И такой ехидной фигурой был как раз сам председатель комиссии. Противный такой чинуша из министерства и злобный. Вот он и высунулся, ехидина этот. Уж очень ему захотелось перед всеми похвастаться силой своего положения, а не своими знаниями. Мол, знай наших, министерских чиновников, вот какой я бываю суровый! Вот он и спрашивает грозно мою мамочку:

— А почему вы все время рукой прикрываетесь? Вы что, больны? — Спрашивает, подозрительно поглядывая на мамочку.

Мамочка от неожиданности чуть не сбилась, стушевалась. Он ее чуть не завалил с докладом. Она отвернулась, руку перехватила и теперь другой рукой прикрылась, и снова продолжает рассказывать им о своем дипломном проекте.…Тыкает указкой на плакаты с кривыми автоматических, логарифмических процессов.

Все замерли! Еще бы! Все боялись этого чинушу из министерства. А тут, какая–то девица его ослушалась? Ей бы сейчас принять иную позу, а она снова вполоборота к ним стоит и рассказывает!

— Все! Все, я сказал, хватит! — Не выдерживает такого игнорирования чинуша. — Если вы больны, то идите и потом будете защищать свой диплом, а если нет, так стойте, как положено студенту перед государственной комиссией! Это же не деревенские посиделки, а ответственный момент и надо с уважением…

Он не успевает закончить, как мамочка моя к нему оборачивается и руку свою отнимает …

Потом рассказывали, что тот чинуша как пробка выскочил из аудитории, сославшись на якобы срочный и важный звонок в министерство…. Стыдно ему стало! А то, как же! Мамочка моя стояла перед комиссией с опущенными руками, а у нее на груди расплывались два больших мокрых пятна от молока, что она собиралась мне давать, да вот не успела, ее очередь подошла к защите. Потому она и пошла на защиту с полными молока, словно бидонами….

Вот так я, хоть и совсем еще малая была, а уже мамочке своей диплом защитить на отлично помогла!

Потом она говорила, что после ее защиты я так еще никогда жадно не припадала к ее груди. Видимо, то уже была не просто грудь моей мамочки, а еще и молодого специалиста в придачу. Вот так, вместе, с ее интегралами да кривыми АЧХ — амплитудно–частотных характеристик, я и наглоталась молочка, словно внеземного разума. Это я потом уже поняла, когда в школу пошла и все на пятерочки, да редко бывало, что на четверочки. Еще бы! У кого еще так, чтобы малое дитя с самых пеленок поглощало знания, можно сказать, с молоком матери, да с интегралами и апмлитудно–частотными характеристиками — АЧХ, в придачу!

Жили мы дружно: мама, бабушка и я, мужчин в доме не было.

Потому, как только какой мастер приходил, то я к нему словно пьявочка приклеивалась и все старалась узнать, не он ли мой папочка? Чем другой раз так их пугала, что они быстрее, быстрее и за дверь! Один мастер даже ключ какой–то забыл, вот как я его обрадовала.

Мама работала в каком–то НИИ, уходила на целый день, и я скучала по ней вместе с бабушкой. Но вскоре к нам зачастил один друг мой. Так он мне представился.

Пришел как–то лечить бабушку, а потом снова, маме и бабушке цветы, а мне шоколадку маленькую. Понравился он мне, этот добрый доктор Пилюлькин. Так он себя назвал. А он и был доктор, только не Пилюлькин, а врач — терапевт.

Это я потом уже узнала, когда разрешила ему быть моим папкой. Разрешила, но только при одном условии, что он не будет обижать мою мамочку. С детства я была девушкой самостоятельной и потому считала, что моя главная обязанность — защищать свою мамочку.