Не сотворяйте ангелов из женщин

Третьи, более опытные и как следует пристегнутые, члены только что, такого недружного, смертельно разругавшегося между собой, буквально ведь смертельно разругавшегося экипажа, вдавились, продавились через ремни авиационных сидений летчиков своими здоровыми и крепкими, годными для летной работы телами. Но их спасали и гении авиационной безопасности, и инженеры, которые на всякий случай подстраховались и заложили в ремни и ткани такие прочные материалы, замки и нитки, что те не рвались, спасая и удерживая их в своих объятиях…

Теперь сам Боже отвел им время на испытания их человеческих сил и качеств, как бы давая им, экипажу, время на оправдание их оплошности, забывчивости человеческой в порывах гнева…

То, что еще секундой назад собою представляло летающую машину, невероятно смелое достижение человеческой мысли, сейчас разваливалось, разрывалось, круша шпангоуты, обшивку и стрингеры, разрываясь, ломая трубопроводы и кабели…

И первыми двигатели, что оторвались, срываясь со своих креплений, круша разгоряченными своими частями титановые перегородки противопожарные в отсеках мотогондол и отрывая такие крепкие трубопроводы, не дюралевые, а, заметьте, из нержавеющих сталей ведь …И следом крылья, такие гибкие, почти тридцатипятиметровые в размахе напоследок взмахнули, как у подраненной смертельно птицы, и сложились бессильно, и разрушаясь…

И в этой мясорубке они все пытались выжить, такие слабые и беззащитные…

Остатки пылающие, исковерканные и горящие, они протянулись по бетону десятки метров и замерли…

Все! Теперь включился отсчет на время!

Рождение героев

Она задыхалась от едкого дыма, еле пришла в себя и тут же закашлялась. Секунды ничего не могла понять, горло разрывало от едкого привкуса, к тому же голова гудела, а тело просто разламывало от боли. Медленно словно из тумана выплывали неясные очертания служебного отсека…

Еще секунды она, словно надеясь на чудо, хотела забыть, не вспоминать этих последних мгновений посадки самолета, как тут что–то на ее глазах произошло…

Ее голова нелепо свисала, и она видела только часть прохода, пилотскую дверь впереди отсека. Потом все на ее глазах, как в замедленном кино, словно в тумане. Увидела дверь пилотской кабины, которая почему–то на ее глазах просто выпала, а следом вывалился кто–то из пилотов, и тут же, повозившись немного в проходе, неуверенно встал на ноги, обернувшись спиной к ней, затем шатаясь, цепляясь, окровавленными руками, исчез за стенками служебного отсека.

Потому как в лицо ей ударил порыв свежего и чистого воздуха, она поняла, что этот, кто мимо пролез, он открыл входную дверь. Но все это мгновенно пронеслось в мыслях, потому что она, открывая рот, хватала и хватала этот воздух, словно только что вынырнула с большой глубины. От этого воздуха, что ворвался и до боли расширил легкие, разлился кислородом по артериям, она окончательно очнулась, но, все еще плохо соображая, увидела, как мимо нее, словно призраки и тени, промелькнули люди со стороны пилотской кабины. Окровавленный, с широко раскрытыми и безумными глазами, как бы ее не видя и не замечая никого, мимо нее, припадая на ногу и цепляясь за все руками, протащился Михалыч. При этом, как ей показалось, она им что–то сказала, но это ей только показалось, как она поняла.

Еще раз она попыталась привлечь к себе внимание, когда мимо в проход протиснулась штурман.

Гадина! Мелькнуло в голове. Все по твоей вине!

Ведь увидела же, увидела! И как ей показалось, что она той гадине, штурману, на какие–то мгновения посмотрела прямо в глаза, а следом и ее фигура в разодранной до самого пояса форменной юбке, из–под которой торчало ее нижнее белье и тело сквозь порванную форменную тужурку без пуговиц и при одном погоне. И что она тоже, забывая, не видя ее проплыла мимо к выходу.

И ей почему–то врезался в памяти этот ее растерзанный вид: с разодранной тужуркой, на которой болтался почему–то только один погон с тремя золотистыми полосами старшего пилотского состава, ее шатающаяся фигура, нелепо переваливающаяся на ногах в одной туфле, с босой ногой, со спущенным по ней чулком.

Она всех их, покидающих пилотскую кабину видела, и ничего не понимала… Что произошло, почему они ее бросают, оставляют и почему они все друг за другом и все к выходу? Почему? Ведь она даже и в мыслях не допускала, что они ее бросили, оставили умирать, висящую на ремнях безопасности страшно растерзанную и бесформенную, размякшую телом. А как же все те, кого они взялись и обязались перевезти и доставить? Ведь их же тоже там ждут и их в первую очередь, именно их и надо спасать и вытаскивать, а потом уже думать о своем спасении! Ведь так? Так! И только так! Тогда куда же они? Почему ее, почему других бросили, почему не спасают, не вытаскивают?