[Не]совершенный ч3л0век

Она была почти пустая. Две комнаты: одна прямо впереди, другая справа, были полностью завалены мусором. Где-то была разбросана бумага, оставшаяся то ли от Несовершенных, то ли от тех, кто был здесь после; разбитая деревянная мебель, в которой ещё можно было узнать очертания шкафа, полки, стола, табуретки и старой кровати, навевали тоску. Некогда красивое место, хранившее воспоминание стольких Несовершенных, было оставлено на растерзание времени и нас, новых, Совершенных живых организмов, созданных по образу их.

Пока я рассматривал руины, в окне мелькнула тень. Раз, другой, она появлялась и исчезала, затем вновь возвращалась, смотрела на меня и вновь исчезала. Я спрятался за угол, присел пониже и принялся ждать. Тень тоже скрылась и уже не показывала своего присутствия. Внизу кто-то крикнул, собирая всех вместе, и я сорвался с места, подлетел к окну, на мгновенье, чтобы спуститься вниз. Там, на небольшом балкончике, вверх вела узенькая доска, по которой спешно взбирался незнакомец. Я решил, что это кто-то подшучивает надо мной, и, прыгнув через окно, побежал по доске вверх.

На чёрной крыше было страшно. Сильный ветер пытался повалить меня вниз, засыпать в глаза песок, но я сопротивлялся. Тень прыгнула на соседний дом, который стоял так близко, что можно было и вовсе перешагнуть, побежала вперёд и скрылась с другой стороны. Я, утратив страх, побежал вперёд. Любопытство, толкающее меня вперед, нашло оправдание — когда другая группа придёт сюда на экскурсию, я тихо вклинюсь к ним, и никто не заметит, а пока можно посмотреть, что впереди.

Я пересёк крыши двух домов, спустился по доскам в квартиру, откуда перебежал через окно в другой, дам, затем в другой, и другой. Сырость и старость будоражили, пыль поднималась густым туманом, когда я нёсся за тенью. Я бежал, и бежал, и бежал, пока не пересёк одну из межкомнатных перегородок и не упал. Что-то в голове заболело, в глазах помутнело и я, что-то сказав, отключился.

Пришёл в себя я уже в какой-то тёмной комнате. В ней не было окон, лишь маленькая лампочка едва освещала старые, ржавые стены. В углу кто-то сидел и не спускал с меня глаз.

— О, включился! — сказал он и вскоре дверь с тяжёлым скрипом открылась.

В тусклом свете едва можно было различить два силуэта: сгорбленного мужчины и ещё одного, помоложе, ростом, который был не сильно выше меня. Они тихо разговаривали.

— Если ты так говоришь, — прохрипел сгорбившийся, — то он не представляет опасности. Вернее, не представлял, пока не пришёл к нам.

— Но он не знал! — возмутился низкорослый.

— Ты понимаешь нас?

Я кивнул.

— Зачем ты побежал за мальчиком?

Я не ответил.

— Тьфу, машинная гордость. На детали тебя надо разобрать, послужишь пользу.

— Постой, как на детали? Может, он хороший, будет помогать… — встрял низкорослый, но, получив оплеуху, замолчал и опустил голову.

— Это не может приносить пользу. Они — созданное нами недоразумение, которое нас же и уничтожит. Сколько они уже положили здесь, забыл? Мишку Рыжего как они изрешетили? И как думаешь, чем? Нашим оружием, нашим калашом, людским! А кузнеца забыл? Пустили как экспонат! Сняли мясо и натянули на железо. А скольких раньше они брали для опытов? Тут речи быть не может! Мы его… Слышишь? Машина! Ты бежал за мальчиком зачем? Какие цели были? Говори, тогда отключим без проблем. Иначе каждый болевой чип пустим в дело.

Я продолжил молчать. Сгорбленный, разочаровавшись мной, что-то сказал мужчине в углу и тот зашёл мне за спину. Что-то щёлкнуло и мне показали фрагмент затылка. Моего затылка. На тонкий лист металла была натянута кожа, и из неё росли мягкие русые волосы.

— Ч-что это?

Старик захохотал.

Что-то щёлкнуло и по ногам пронеслась ужасающая боль. Я постарался закричать, но не смог сказать ни слова. Затем щелчок повторился.

— Вот так и начнём слушать твой рассказ, машинка. Зачем ты побежал за мальчиком, а?

— Мне было интересно…Вновь щелчок и вновь боль, уже по рукам. Казалось, что их опустили в раскалённую печь и тут же вынули. Боль была быстрой, но невыносимой, и в это время я не мог издать ни единого звука.

— Зачем ты побежал за мальчиком?

— Я говорю правду!

— Правду ты заговоришь, возможно, через час. А сейчас это лишь программа. Или ты не знаешь, кусок металла? Не знаешь, что это такое мы достали из твоей башки? Не знаешь, что мы плавим схемы, от чего ты чувствуешь боль? Думаешь, ты человек?

Вновь боль. Все конечности взвыли от нестерпимого удара, который мгновенно эхом ударил в голову.

— Надо же, они теперь даже собственным молокососам не говорят, что они — не люди. А как вы нас называете? Людей, которых изжили на руины былой цивилизации? Охотитесь, как на зверей, чтобы забрать в свои питомники, вырастить, снять кожу для других машин. Ну же, скажи?