Не совсем мой, не совсем твоя

Ник наклоняется к лицу Ксении, кончиком языка обводит контур ее губ. В городских квартирах не бывает кромешной тьмы, поэтому ей хорошо видно, как блестят от слез его глаза, как страдальчески хмурятся густые ровные брови.

– Она отпустила тебя?

– Да.

Ксения украдкой вздыхает. Ей вспоминается вчерашний день, когда они по случаю хорошей погоды решили высадить на могиле Лады давным-давно проросшие в баночках из-под йогуртов бархатцы и петунии. Получилось просто здорово. Они привели в порядок маленький участок земли за свежевыкрашенной оградкой, отмыли и отполировали до блеска гранитную плиту с очень скромной надписью безо всяких изображений и только начали складывать садовый инвентарь в пластиковый пакет, как вдруг внимание их привлекла странная фигура, появившаяся неподалеку. Женщина в белом платье-футляре до колен а-ля Джеки Кеннеди, в белой широкополой шляпе и темных очках. На шляпке – розовый бант. Этот бант почему-то заставил Ксению предположить, что на дорожке между длинными рядами могил стоит Илона… Ник тоже смотрел на нее.

Каким образом Илона могла оказаться на кладбище, если она знать не знала, где похоронена Лада? А даже если и знала, как могла она оказаться здесь в то же самое время, что и они? Все это представлялось в высшей степени невероятным, однако было в этой женщине что-то такое, что приковало к ней на короткое время их мысли и взгляды.

А если все-таки?.. Ну и что? И пусть. Да нет, быть того не может… Тогда кто же это? Что же это? О, пустяки, ничего особенного. Просто призрак из прошлого. Вот он был – и вот его нет. Простучал каблуками по асфальту и исчез за чугунными воротами. «Ну что? – опомнился Ник. – Ты готова? Ничего не забыла?» Ксения вытерла руки влажной салфеткой. Огляделась по сторонам. Нет, вроде бы ничего…

За стеной тоже не спят. С громким стуком захлопывается балконная дверь. Слышится хихиканье Риты. Потом хрипловатый басок Хэнка. Интересно, чем они там занимаются в два часа ночи?

– Ник, я боюсь…

– Чего?

Действительно, чего теперь-то? Но это слишком трудно объяснить.

– Как ты думаешь, у нас получится?..

– Получится.

– Но я ни разу…

– Я тебе помогу. Хоть ты и сама, как я успел заметить, неплохо держишься на плаву.

– Эй, да ты даже не слушаешь! Ты меня не слушаешь! Я хотела сказать – а вдруг мы не сможем… Подожди, не перебивай!

– Сможем.

– Ох, ну почему твой ответ все время опережает мой вопрос?

– Потому что мы сможем все.

Ксения закрывает глаза, чтобы полностью отдаться ощущениям. По ее коже пробегают электрические разряды, и в каждой клетке звучит голос Ника, шепчущий в лучезарной тьме, которая уже совсем и не тьма:

– …поэтому я поднимусь и войду в город, и буду искать на улицах и широких дорогах целомудренную деву для брака, миловидную лицом, еще более телом, еще более прекрасную в своих одеждах, чтобы она откатила камень от двери моей гробницы и дала мне крылья, подобные крыльям голубя, и я взлечу с ней в небеса, а затем скажу: я жив навеки и останусь с ней, ибо Царица стоит одесную меня, в золоченых одеждах, окруженная многообразием…[29]

Тот вечер, когда он закрыл за собой дверь ванной комнаты и шагнул к тебе, оставив снаружи всех этих людей, собравшихся выпить за теткино драгоценное здоровье, и свою нелюбимую любовницу, и всю свою прошлую жизнь… Тот вечер – о да, вспомни все заново. Осмысли, возрадуйся и ужаснись, потому что в тот вечер за дверью осталось многое… И многое пришло из того, что могло бы пройти стороной.

– О Царица небес, явись, поспеши, любовь моя, невеста моя, скажи, возлюбленная, своему любимому, какого рода и как велико твое искусство… скажи своему любимому, который ищет и молит: я цветок полей и лилия долин, я матерь чистой любви, и страха, и знания, и святой надежды.