Не созревшая рябина

У основания насыпи возвышалась деревянная палка, еще одна была грубо прибита к ней так, что они напоминали православный крест. В том месте, где дерево соединялось друг с другом криво торчащим гвоздем, висела мультифорка. Ее края осторожно заклеили скотчем, чтобы вода не попала внутрь и не намочила листок бумаги.

Простой листок формата А4 с несколькими надписями на нем. Нет ни красивых узоров, ни утешающих стихотворений. Только список имен, написанный чьей-то твердой рукой. Почерк был резкий, непонятный. Даня дважды пробежался по нему глазами, чтобы узнать в резких чертах знакомое сочетание букв.

Он простоял у насыпи пару минут и ушел, так и не почувствовав в груди никакого волнения. Хотелось поблагодарить тех заботливых людей, что закопали их — он бы не смог вынести их вида.

С обнаружения этого кургана прошло несколько дней, и теперь Даня снова пришел сюда. Просто так. Не разговаривать же ему с деревянными досками?

Присев перед крестом на корточки, Даня бездумно уставился в землю. Рядом стояла музыкальная шкатулка, та, которую ему отдала женщина в красном платке. Он спрятал в нее несколько конфет и теперь таскает с собой повсюду.

Даня не знал, что за музыку она играет. На картинке изображен логотип чая и мужчина, с лицом, под каким обычно пишут «Шопен», «Моцарт» или «Бетховен». Такой, с седым закрученным париком и в ярком сюртуке. Не разбираясь в музыке, парень мог сказать, что шкатулка играет не больше трех нот, и начинает надоедать уже спустя несколько оборотов. Зато ее полного завода хватает на две с половиной минуты. После нескольких десятков таких подходов Чиж обещался разобрать ее. Даня угрозе внял и перестал мучить соседа.

Здесь не было никого, и музыкальная шкатулка приятно разбавляла свист ленивого ветра. Даня не надел куртку, но погода стремительно портилась, и стало слишком холодно.

Он сидел без единой мысли в голове, и, когда дрожь на коже стала нестерпимой, рывком встал на ноги. Тут же покачнулся от слабости в затекших конечностях.

Потоптавшись немного на месте, он наклонился забрать шкатулку и краем глаза заметил высокий силуэт в стороне. Вздрогнув, Даня обернулся и отступил на шаг, но хруста костей слышно не было. Мужчина стоял у старого деревянного забора, опираясь спиной на низкую калитку. Синяя краска почти сошла с нее, и мужчина лениво ковырял хрупкие слои. Мухин не знал его, как не знал почти никого из соседей.

Заметив, что Даня смотрит на него, тот кивнул, будто приглашая подойти к нему. Парень не хотел этого делать, но его, очевидно, ждали, поэтому он неохотно пошел, бросив последний взгляд на крест.

— Кто-то знакомый? — мужчина перевел взгляд на насыпь, когда Даня остановился в нескольких шагах от него.

— Родители, — собственный голос прозвучал незнакомо. Мужчина коротко кивнул.

— Мы всех закопали. Я и мой приятель, — мужчина выше Дани на полметра, и смотреть на него неудобно. Он помолчал какое-то время, и, решив, что не может не добавить, произнес безразличным тоном, — он уже умер.

Настала очередь парня сочувственно кивнуть незнакомцу. Тот, словно только вспомнив, зачем подозвал Даню, начал закидывать его вопросами.

— Я отсюда, — кивнул за забор на такой же старый дом. — Можешь звать дядей Егором. Вы с родителями здесь жили? В каком доме? Давно здесь? Надолго?

Даня открыл рот, немного подумал, закрыл, еще подумал и наконец представился, замолчав.

— Я оттуда, — он указал рукой в сторону, проглотив номер дома.

Между людьми снова повисла тишина. Даня нагло рассматривал мужчину перед собой, но тот не обращал особого внимания, окончательно уйдя в свои мысли.

У него было лицо тех людей, фото которых, по мнению Дани, идут рядом со статьями об аутизме или других психических отклонениях. Позже, познакомившись ближе, Мухин понял свою ошибку. Дядя Егор часто казался рассеянным, и из-за некоторой заторможенности с ним было тяжело разговаривать, но такие моменты были большой редкостью. В основном, когда тот думал о своей семье. Парни в такие моменты старались его не трогать из опасения побеспокоить и расстроить.

— С города приехали или с области? — оторвавшись от созерцания забора, спросил мужчина.

— С города, — не сообразив сразу, ответил Даня чрез некоторое время.

— Ничего не слышно про область? Я жену жду. Они с дочкой должны от тещи приехать. Сказала, что приедут с попуткой или на электричке. Ане четыре годика в этом году. А Наташа, жена моя, не хочет отмечать. Сказала, что слишком много суеты, когда много родственников собирается в одном месте. Вот и поехали они летом к бабушке в гости, чтобы той не пришлось ехать осенью.

Мужчина улыбнулся своим воспоминаниям, не заметив, как содрогнулся его собеседник при имени жены.

Чем дольше Даня слушал, тем сложнее ему было удерживать улыбку на лице. Ему остается только надеяться, что Наталья с Анечкой не решили поехать на той электричке, что, по словам Алексей Ильича, сошла с путей.

Ему почти удалось уйти, когда приободрившийся мужчина, извиняясь за бесполезный треп, всучил ему пакет с черной рябиной, которую недавно собрал.