Не созревшая рябина

Это место и квартира Дани находились в одном районе, и он порой приходил на кладбище вместе с родителями, чтобы навестить каких-нибудь родственников, но, будучи нерелигиозной семьей, в церковь они не заходили и ее жизнью не интересовались. Поэтому Даня был удивлен, увидев, пусть и в по-осеннему поздний рассвет, толпу людей, собравшихся у входа.

Мухин в любопытстве вытянул шею в их сторону, но разговоров слышно не было, а так и не рассеявшаяся усталость, усугубившаяся голодом и замерзанием, настаивала на уходе отсюда. Чиж последовал за ним, но через несколько шагов он увидел, как дверь церкви открылась. Мгновенно сменив направление, Ваня потащил слабо сопротивляющегося Даню в сторону хлынувшей внутрь здания толпы.

Мухин задыхался. Он чувствовал, что комната маленькая и душная, но кроме голов людей не видел ничего. Зажатый между чьей-то широкой спиной («Точно бандит грехи замаливать пришел»), пахнущей мочой старушкой и упрямо отказывающимся уходить Чижом.

Даня был оглушен навязчивым гулом голосов, заглушающих бурчание его голодного живота. Под потолком он заметил отблески пламени, но свечек видно не было. Он даже не осознавал, в какой части храма они находятся. Кто-то толкнул его сзади, сбоку шикнула старушка. Люди затихли, стоило двери открыться.

Сквозь волосы и платки Мухин мог видеть, как над толпой возвышается человек. Возможно, дальше была ступень или какая-то приподнятая часть церкви, но Даня отчетливо видел только верхнюю часть священника. Он мог и не быть им, но парень не уверен, существуют ли в церкви еще какие-то работники, носящие крест на шее и одетые в черную мантию как студенты-волшебники магической академии.

Даня засмеялся, прикрыв рукой рот, и получил тычок в бок от Чижова.

– Слушай, – прошептал ему Ваня, но Дане подумалось, что его самого не особо интересует речь священника. Поприветствовав прихожан, мужчина что-то принялся говорить чересчур мелодичным, женским, голосом, растворяющимся среди людей, отчего Мухин никак не мог осознать смысл, долетающих до него слов, отвлекаясь на мысли о том, что такой голос он слышал только в программах о педофилах.

– Братья и сестры, мы живем в эпоху перемен. По всему миру распространяется страшная инфекция, глобальная напасть, каких еще не знала наша история. Долго, слишком долго приходилось Отцу нашему мириться со злом, и больше так продолжаться не могло. Милосердный, Он прощал все грехи человеческие, и дети Его забыли о тех ужасах, что таит мрак зла, который сами же и породили. Мир проходил через множество испытаний, среди которых были и эпидемии. Чума, холера, оспа или тиф, человечество ждало бесчисленное число испытаний на его пути, но еще никогда не случалось, чтобы людей постигло столь страшное наказание Господне. Ни одно испытание Божье не может быть направлено на истребление детей Его, они несут перемены!

В нездоровом воодушевлении, батюшка простер руки к прихожанам, Дане казалось, будто тот указывает прямо на него. Невольно сделав шаг за спину Чижа, он окончательно потерял из обзора маленькую фигуру священника. Не видя человека, он не мог скрыться от звучавшего всюду голоса.

– Перемены! Только вам суждено решить, последуете ли вы путем Содома и Гоморры, погрязших в разврате и отвернувшихся от Него, или же покаетесь в прегрешениях своих и переродитесь. Болезни посылаются людям в наказание или исправление, и теперь инфекция распространилась повсеместно – сегодня нет таких мест, где бы ни слышали о новой напасти. Нигде нельзя укрыться от болезни, затронувшей самое сокровенное, что есть у человека – его посмертие.

Мужчина замолчал, переводя дыхание. От его глубоких и прерывистых вздохов у Дани по коже бежали мурашки. Ни единого шепотка не раздавалось в тесной комнате. Отдохнув, батюшка продолжил с новым энтузиазмом.

– Издревле язычники верили в упырей, нечистивых мертвецов, встающих под покровом ночи. Мы же учим о чуде Господне, о воскрешении Лазаря и возвращении его в семью. Кто-то может возразить, «разве это не доказывает правоту старых взглядов», отвечаю – нет. Отнюдь, лишь свидетельствует о том, как глубоко погрязло человечество в грехопадении, что лишь настолько жестокая кара может потревожить затвердевшую в бесчувствии душу.

Выглянув из-за спины Чижа на священника, Даня пораженно всмотрелся в его лицо. Мужчина имел вид типичного психического больного из тех, что показывают по телевизору в документальных программах. Подрагивая от переизбытка чувств, он яростно выплевывал слова, переходя порой на пронзительный крик.