Не спасай меня

– Правда, – негромко отозвался Миша, продолжая смотреть за горизонт.

* * *

Вдоволь накупавшись в спокойном утреннем море, лежать на раскаленном обжигающем выступе, который нависает прямо над водой. Подставлять жаркому солнцу и без того загорелые тела.

– Он на тебя смотрит, – негромко говорит Геля, водрузив на нос большие солнечные очки. – Всегда смотрит. Постоянно.

В этот момент Миша с разбега сигает с каменного выступа в море.

– Когда ты плаваешь, когда загораешь… За обедом, каждое утро по дороге на этот дикий пляж… Ты отводишь взгляд, а он даже не прячется. Он смотрит… Уля, он так на тебя смотрит!..

Постепенно голос сестры становится все глуше, а в голове ничего, кроме приятного монотонного шума. Я молчу и, широко улыбаясь, гляжу на море. Солнце уже жжет кожу. Потом поднимаюсь на ноги и точно так же, разбежавшись, прыгаю в холодную воду. Солью заливает глаза, закладывает уши… Я выныриваю и тут же встречаюсь взглядом со смеющимся Мишей, который не может отвести от меня взгляда. Как хорошо, когда он так смотрит. Хорошо, когда он счастлив.

* * *

В этот вечер от нечего делать я притащила в комнату все столовые приборы. Матвеев сам попросил обучить его азам этикета. Миша еще несколько раз по просьбе бабушки оставался у нас на ужины и теперь горел желанием запомнить несложные на первый взгляд правила.

– Эта вилка для салатов, эта для закусок… Пирожковая тарелка! – с готовностью объясняла я.

– И такая есть? – удивлялся Миша.

– А то! Теперь ножи… Этот для фруктов, этот для рыбы… Ну с этим ясно. Ножом и вилкой все умеют есть с детства, – продолжила я.

– Забавно, – усмехнулся Миша, – а я в детстве кильку любил есть. В томате. Ты ела?

Я прекратила свою лекцию, уставилась на Матвеева и покачала головой.

– Уля, ну ты чего? – рассмеялся Миша. – С черным хлебом. Неужели правда не ела?

Я улыбнулась в ответ и снова покачала головой.

– Расскажи про свою семью? – попросила тихо.

– Что именно ты хочешь знать? – заметно напрягся Миша.

– Например, что-нибудь о твоей маме… Ты сказал, она не занималась твоим воспитанием?

Миша пожал плечами.

– Ей было на меня плевать.

– Вот как, – озадачилась я, услышав такое откровение.

– Она не хотела нуждаться финансово. Но ни талантов, ни умений, ни особого желания для зарабатывания денег у нее не наблюдалось. И в один прекрасный день мамочка решила, что лучшего способа заработка, чем подкладывать себя под мужиков, ей не найти.

Миша горько усмехнулся.

– А потом одним из таких мужиков стал мой отчим. Молодой перспективный бизнесмен… Ему и тридцати не было, когда он влюбился в нее, как пацан малолетний. Мама была очень красивой и умела подать себя. Вот уж на что она не жалела денег, так это на себя.

Матвеев замолчал и принялся вертеть в руках один из сервировочных ножей…

– Ее нет в живых четыре года. Но в памяти она всегда останется такой, какой была в моем детстве: молодая, высокая, с кудрявыми светлыми волосами и всегда в ярких легких платьях.

– Понятно, – выдохнула я.

– Конечно, это было ее право – жить так, как она хочет. Но она хотя бы могла не уходить из дома, когда я болел, когда мне было плохо и просто необходимо, чтобы она осталась рядом. Как считаешь, Уля, были у нее обязательства?

Я только растерянно кивнула.

– Знаешь, я запомнил одно ее движение на всю жизнь, – продолжил негромко Миша. – Она трогала мой лоб, будто проверяя, нет ли у меня температуры, а потом запускала пальцы в волосы, проводила рукой по голове… Делала так каждый раз поздно вечером, когда я уже был в кровати. Делала это перед тем, как в очередной раз уйти.

Я машинально коснулась Мишиного лба, а затем осторожно запустила пальцы в его волосы…

– Вот так? – тихо спросила я, встретившись с изумленным взглядом парня.

– Так, – почему-то шепотом ответил он и перехватил мою ладонь. – Только у мамы всегда были ледяные руки, как у Снежной королевы. А у тебя горячие.

Дверь резко распахнулась, и на пороге показалась Геля.

– Тук-тук! – громко проговорила сестра. – Не помешала?

Миша быстро отпустил мою руку.

– Нннет! – растерянно повернулась я к сестре.