Не спеши с ответом (СИ)

— У меня Тимошка не единственный ребенок. И не единственный сын. Когда дети выросли, то я решила, что не буду вмешиваться в их личную жизнь. Это их решения, их желания с кем жить и как, но промолчать по поводу Тимоши с моей стороны будет нечестно по отношению к тебе, — осторожно подбирая слова, сказала Зинаида Петровна.

— И о чем вы хотели меня предупредить? — спросила я.

— Он тебя слишком сильно любит. Сама любовь — это хорошее чувство, но не когда оно превращается в манию. В безумство. Когда любовь затмевает рассудок и застилает красной пеленой глаза. Все это переходит в болезнь, которую нельзя вылечить. Это не вдохновение и стремление к чему-то светлому. Для него это темное чувство. Настоящие безумие. Слезы, сопли, агрессия — все это в нем бурлит, кипит и в любой момент готово вырваться наружу. Только Тимоша научился это подавлять и маскировать, чтоб тебя не напугать. Надевает маску положительного героя, но на деле Тимошке далеко от героя.

— Какой же он настоящий? — спросила я.

— Мелочный, жестокий, непредсказуемый. Я боюсь, что ему что-то померещится, и он что-то может сделать. С тобой. Может натворить бед, — ответила Зинаида Петровна. Она говорила тихо, но что-то в ее словах было такое, чему я верила. — Знаешь поговорку нет трупа — нет дела? Примерно в этом и заключается… Пока он чего-то не натворил, то никто не будет чего-то делать. Маниакальная любовь — это не болезнь, пока не перейдет в острую фазу. Пока медовый месяц и все хорошо, то он спокойный и счастливый. Но если вы с ним поссоритесь, то может случиться все, что угодно. А когда вы распишетесь, то тебе будет тяжело доказать, что он тебя обижает. Мол, сегодня поругались, а завтра помирились. Чего ты тут докажешь?

— В любом случае доказать что-то будет сложно, — ответила я. — Если он начнет меня преследовать, то защиты я не найду. Вы верно сказали, что нет трупа — нет дела.

— Значит, ты понимаешь, что с Тимом не все так просто?

— Понимаю. Но уезжать из города и прятаться от него я не хочу. Со временем он остынет. Если его сейчас отвадить, то Тиму будет плохо. Он должен сам во мне разочароваться. Ему сейчас хочется со мной съехаться. Придумал эту роспись. Но сколько мы с ним проживем вместе? С ним как с ребенком, которому захотелось достать звезду с неба. Когда звезда далеко, то ее охота достать. Ну, достал он эту звезду. В квартиру ее притащил и понял, что места станет в квартире мало. Мы с ним встречаемся не так долго. Это пока медовый месяц. А потом начнется быт. Этот быт все расставит по местам.

— У тебя любви к нему нет?

— Интерес. К тому же мне его жалко. Я знаю, что это такое. Вот и тихонько стараюсь вывести ситуацию в правильное русло, — ответила я. — Но за предупреждение спасибо. Это ценно.

И ведь я верила в то, что говорила. Верила, понимая, что обманываю себя. Изначально все было так, но сейчас контроль над ситуацией. Тим все изменил под себя. Он меня подминал, заставляя подчиняться его воли. Я возмущалась, но подчинялась, потому что мне это нравилось. Он мне вернул то чувство, которое было с Сергеем. За меня вновь кто-то решал. Уговаривал и убеждал, что так правильно. Столько лет я жила своим умом, отказываясь расслабиться, что предложение от Тима меня буквально соблазнило. Хотелось на время расслабиться, думая, что ситуация под контролем.

С Зинаидой Петровной мы пообщались еще минут тридцать по поводу Тима и его дальнейших планов. Но это все были общие слова, которые скорее были для поддержки разговора. В итоге мы пришли к выводу, что воевать не будем, но и общаться друг с другом, как две поддержки, мы тоже не собирались. Мне не нужна была ни война, ни дружба. К тому же я была готова, что ей не понравлюсь. Если говорить объективно, то я и сама себя не одобряла.

Когда начало темнеть, люди стали расходиться. Я слышала, как они прощались. Как выключили музыку. Тим запустил в дом Риса, а потом зашел сам с тарелкой, на которой лежали шашлыки.

— Я с ужином, — сказал он.

— Всех выгнал?

— Сами разбежались, — ответил Тим. После этого начал разжигать печку. — Завтра увидишь, какой у нас теперь красивый забор.

— Закончили?

— Да. Заодно от сухостоя избавились. Участок стал симпатичным. А то прям были глухие дебри.

— Тебе нравится этот дом, — не сдержав улыбку, заметила я.

— Нравится. Здесь много места. Большое поле для действий. Я тебя как-нибудь в гости к родителям отведу. Тогда поймешь про что я говорю. С матерью не поругались?

— Нет. Чего нам ругаться? Тебя делить? — хмыкнула я.

— А чего? Я вон какой удалый парень! Разве нельзя за меня побороться? Чего так на меня смотришь? Хочешь гадость сказать?

— Промолчу, — ответила я.

— Говори. Я же привык…

Он выглядел таким ранимым и беззащитным. Без его мерзкой улыбки. Со взглядом, как щенка. Я не удержалась. Подошла к нему. Потрепала его волосы и поцеловала в щеку.

— Заканчивай на себя наговаривать, — сказала я. — Ты хороший парень. Только шебутной.