Не спеши с ответом (СИ)

Тима не было уже три дня. Он изредка звонил, но в курс дела не вводил. Еще не говорил, когда вернется. Но я была уверена, что он вернется. Что там не останется.

Я собралась пойти за водой. Попыталась открыть дверь, но дверь заклинило. Перекосило стену. Я попыталась ее выбить, но не получалось. Дверь плотно зажало.

Это было смешно. Смешно и одновременно грустно. Теперь и дом отказывался меня выпускать. Нет, я могла посидеть дома в ожидании Тима, но Рис сидеть не хотел. Он просился на улицу.

Тут я и вспомнила про визитку от Игната. Он же занимался разными работами. Мог и меня вызволить. Я пошла искать визитку. Пусть прошло уже несколько месяцев, но она у меня сохранилась в кармане куртки. Игнат ответил через несколько гудков.

— Слушаю.

— Игнат?

— Да.

— У меня дверь заело. Открыть не могу. Частный сектор. Можешь меня освободить?

— Через тридцать минут подъеду, — ответил он.

Глава 17

Глава 17

Я продиктовала адрес и стала ждать. Я прошлась по комнате. Рис обиженно скулил около двери, но я ничего не могла сделать. Оставалось только ждать. Взгляд упал на фотографии со свадьбы. Мы не стали пока ставить их в рамке. Они лежали в конверте на полке. Я открыла конверт. Достала фотографии. На них мы с Тимом были в загсе. Я в белом платье. Как и хотела. Он в рубашке и брюках. С дьявольским огоньком в глазах и улыбкой отъявленного паршивца. Мы с ним смотрелись. Я похорошела, когда вернулась из больницы. Прям другая жизнь началась. Без всех этих многочисленных болей и крови. Я стала легче и выглядела на порядок лучше. Только на душе было плохо и мрачно. И на фотографиях не было блеска в глазах.

Звонок от Игната заставил вздрогнуть. Я убрала фотографии в конверт и ответила на звонок.

— Дверь придется взломать.

— Ломай, раз так нужно, — сказала я.

— Хорошо.

Со стороны двери послышался шум. Я поставила чайник. Успокоила Риса, который недовольно рычал. Пока Игнат ломал дверь, я подумала, что немного побаивалась встречи с ним. Мы с ним толком не были знакомы. Возможно, он меня и не вспомнит. Но я боялась, что он узнает, что я сделала не тот выбор. Глупо. Но вся моя жизнь была одной большой глупостью.

Он меня вспомнил. Когда открыл дверь и зашел в дом. Я увидела это по его взгляду и нахмуренным бровям, когда он увидел мою разбитую губу.

— Надо крыльцо переделывать. И терраска ремонта требует.

— Знаю, но пока… — я развела руками. — Сколько я должна?

— Чаю налей, — велел он, снимая ботинку и куртку. Рис рыкнул на него, но ему было не до гостей. Он сразу выскочил за дверь, чтоб сделать свои дела.

— У меня нет ничего к чаю. Тим уехал. Пока он не вернется… — я несла какой-то бред. И чем больше он хмурился, тем страшнее становилось мне.

— Я не люблю лезть в чужую жизнь. Но мне интересно только одно: зачем?

— Не знаю, — ответила я. Села на стул. Заметила, что у меня стали тонкие руки. Слишком худые и слишком тонкие. — Но мне это нужно.

— Разбитое лицо?

— Нет. Мне нужен он. А лицо…

Я замолчала. За окном была весна. На улице радостно лаял Рис. Зашипел чайник. Игнат сам налил кипяток по кружкам, в которые я положила чайные пакетики.

— Хочешь я ему в рожу дам?

— Не хочу.

— А что ты хочешь?

— Я хочу остаться в городе. Он хочет уехать. Я знаю, что виновата, но я не хочу уезжать.

— Так и не уезжай, — ответил Игнат.

— Жалкое зрелище. Правда?

— Я так не считаю, — ответил Игнат.

— А что же тогда жалкое зрелище?

— Нет такого понятия. Любой человек имеет право жить так, как ему нравится. А тебе это нравится.

— Думаешь? — спросила я, понимая, что несу несвязанный бред, но мне было сложно говорить о том, что меня волнует.

— Да, — ответил Игнат. Он вынул пакетик с чаем. — Когда дочери не стало, я недели две пил. Думал, что сдохну. Но потом решил, что не стоит.

— Решил, что смерть ничего не изменит?

— Решил, что не стоит оно того. Смерть дочери — это не повод умирать, — ответил Игнат. — Ее смерть не стоит моей смерти. Жестоко и эгоистично. Правда?

— Не знаю, — ответила я. — Но это ничего не изменит.

— А жена так не решила. Предпочла сойти с ума. И это я ей не простил.

— И что ты сделал?

— Развелся. Бросил ее.

— И продолжил жить дальше.

— Существовать, — ответил Игнат.

— Но ты ездишь на кладбище.

— Чувство вины и тоски никто не отменял, — он почему-то улыбнулся. — Маш, наша жизнь зависит от нас. Не от других людей, а от нас. От того внутреннего состояния комфорта. А комфорт может приносить совсем разные вещи.

— Считаешь, что если человеку нравится убивать, то это нормально, потому что ему комфортно находиться в таком состоянии? — спросила я.

— Для него это нормально. Для других нет, но мы же говорим о конкретном человеке. Если тебе нравится, что тебя бьет муж и тебе от этого комфортно, то в чем вопрос? Детей у вас нет. Никто не страдает от ваших игр, которые происходят за закрытыми дверями. Если тебе это не нравится, то я не понимаю, почему ты терпишь.

— Мне нравится этот человек, но не его поведение.

— А он об этом знает? — спросил Игнат.

— Тим? Я ему говорила.

— Ставь ультиматум, если не хочешь, чтоб все это повторялось. Или все же хочешь?

— Сколько я тебе должна за дверь?