Не спешите с харакири

И вот в наших руках находятся две крупнокалиберные дуры в полном комплекте со своими хозяевами. Что делать? Предупредить полицию? Но зачем? Это может привести к малоприятным юридическим разбирательствам. Лучше уж самим заниматься своей кухней. Я обыскиваю обоих японцев. В их бумажниках имеются документы: одни на японском, другие на иероглифах, короче говоря, я в них ни бельмеса не въезжаю. Но вот мне попадается удостоверение, на обложке которого стоит надпись на двух языках – японском и английском. Это слово, которое так же как и слово «Hotel» с небольшими вариациями хорошо известно во всех странах – «Police». Я чувствую легкий приступ смущения.

– Ты видишь. Толстяк? – обращаюсь я к своему сообщнику. Он пасет на гербы.

– Не может быть! Выходит, это наши японские коллеги?

– Выходит, что так. Соседи, наверное, вызвали легавых, когда увидели, как ты взламываешь дергам.

– Нужно познакомиться с ними и извиниться, – решает Берю.

– Я думаю, что нам лучше смотаться, пока они в ауте. Иначе нас ждет куча неприятностей, мой храбрый малыш.

– Пожалуй, ты прав. Когда они оклемаются, то вряд ли поймут нас.

Сказано – сделано. Мы мылимся к нашей тачке. Черная полицейская машина стоит прямо за ней. За рулем сидит тип и читает газету, но, увидя нас, опускает ее. Я иду прямо к нему. Это маленький человек с недобрым взглядом. Он задает мне вопрос, на который – и на то есть основания – я не могу ответить. Я резко распахиваю дверцу. Он тянется к кобуре, но быстрота реакции Сан-Антонио уже стала притчей во языцах – о ней недавно писали в спортивных рубриках ведущих газет.

Я делаю ему японский ключ (правда, кстати?) с целью нейтрализовать его руку. Мой неразлучный друг Берю сходу предлагает ему продегустировать оплеуху «язычок проглотишь» в качестве Десерта, и шофер принимает ее за милую душу, да так, что за ушами трещит. Прежде чем сесть в нашу телегу, я спускаю шины у полицейского автомобиля. А сейчас нам нужно побыстрее катить в Токио. С такой историей в багаже мы можем не обобраться хлопот. Ну и везет же нам: посадили себе на хвост японских легавых, когда и так дела – не в жилу.

Не следует исключать того, что наши жертвы заметили номер нашей каталки, и тогда готовься принимать гостей...

Это прозорливо отмечает Берю в лынде стрита20.

– Наверное, есть способ замести следы, – говорю я.

– Хотелось бы узнать, – интересуется Амбал.

– Мы подадим заявление об угоне машины.

– Что это нам даст?

– В этом случае станет известна наша принадлежность к легаве. Тогда местной полиции не должна прийти в голову мысль брать у нас интервью.

Он соглашается с тем, что это единственно правильное решение.

Вернувшись в Токио, мы скромно оставляем машину в оживленном квартале и берем такси до гостиницы. По пути мы заскакиваем к Хертцу и сообщаем ему об угоне автомобиля. Может быть, эта затея слетка хромает, но я не вижу других путей.

Очутившись у себя в номере, я снимаю верещалку и звоню Рульту в Агентство Франс-Пресс.

– Что-нибудь новенькое? – с интересом спрашивает он.

– Нет, кроме неприятного недоразумения, о котором я вам расскажу в другой раз. Послушайте, дружище, если вдруг нам понадобится алиби, то вы не забыли, что мы покинули ваш кабинет четверть часа тому назад, правда?

– А как же! Об этом мне только что говорила моя секретарша, – усмехается он – А вы не забыли о сегодняшней вечеринке?

– Только о ней и думаю.

Я кладу трубку. И все же это происшествие не дает мне покоя. Я думаю, что лучше известить о нем Старикана на крайний случай. Мне не хочется стать клиентом японских тюряг. Поэтому я заказываю новый разговор. Так же как и утром, после небольшого ожидания на другом конце провода, раздается голос дорогого Босса.

Воздушными намеками (а он схватывает их на лету, как парус – ветер) я рассказываю ему о втором харакири, о нашей экспедиции в Кавазаки и ее последствиях. Он говорит мне, что срочно свяжется с нашим посольством, чтобы в случае необходимости они были готовы быстро и эффективно помочь нам.

Новостей об Агентстве Пинодер все нет. Мы расстаемся. Я ещЕ никогда так часто не общался по телефону с Лысым. Если дела так пойдут и дальше, то мой гостиничный счет испортит мне аппетит, как бочка тухлой сельди – фужер шампанского.

В тот момент, когда я кладу трубку, появляется Толстяк в пижамных шакаренках в цветочек.

– Я сдал свой костюм в чистку и глажку, – говорит он – Правда ведь, невезуха! Мой первый костюм из белой фланели... Но я надеюсь заполучить его к концу дня, чтобы надеть на вечеринку к американке. Я цементирую его энтузиазм:

– Будет лучше, если ты не пойдешь туда, Толстяк.

– Чего это вдруг?

– Надо же понимать, что с твоей желтизной ты непрезентабелен! Он хмурится.

– Послушай, Сан-А, ты меня удивляешь. Здесь миллионы ребят с таким же цветом кожи.

– Да, но для них – это естественная окраска. Поверь мне, будет гораздо лучше, если ты отдохнешь. К тому же, твое вынужденное купание, да и...

Он молча возвращается в свою комнату, яростно захлопнув за собой дверь.

Глава 7