Не спешите с харакири

Я поворачиваю ручку и оказываюсь в просторном помещении площадью метр сорок на два метра. Здесь хватает места для маленького стола с картотекой и двух стульев. За столом — восхитительная демуазель лет семидесяти четырех с количеством килограммов, превышающих количество лет. Она похожа на беззубого боксера. На ней сиреневая блузка, вмещающая добрый центнер молочных желез, очки в роговой оправе в стиле Марсель Очкар, шиньон фирмы Полины Картон, бархатный шарфик, кокетливо прикрывающий зоб и серная помада, положенная на четырнадцать тысяч шестьсот семьдесят две морщины ее приветливой мордашки.

Она продолжает шлепать на машинке, не обращая на меня внимания. У этой дамы дико занятый вид. Судя по ее дактилографическому рвению, можно подумать, что она печатает просьбу о помиловании типа, которому через тридцать секунд должны отсечь башку. Так как мой приход оставляет ее равнодушной, я покашливаю, но тщетно. Тогда я решительно приближаюсь к ней, что не требует особых усилий, учитывая то, что нас разделают не более двадцати сантиметров.

— Скажите, милашка, — шепчу я, — что вы посоветуете мне делать в такой ситуации. Может быть, подождать пока вас остановит приступ радикулита или вышвырнуть ваш «Андервуд» в окно?

Продолжая говорить, я знакомлюсь с ее работой и обнаруживаю, что она занята перепечатыванием телефонного справочника.

— Это ведь огромный труд, правда? — сочувствую я ей.

Дама с бубонами замирает от такого неожиданного обращения. Можно подумать, что она проглотила раскаленный утюг! По крайней мере, она не решится утверждать, что это был молодой угорь.

Кокетка награждает меня улыбкой, задорно обнажив десна светло-кофейного цвета, которыми ей вряд ли придется расколоть хотя бы один орех.

— Иссвините! — произносит она тоном потерявшей клапан шины.

Она наклоняется, чтобы поднять с пола свою сумищу7 и, кряхтя, водружает ее себе на колени.

Затем извлекает оттуда предмет, назначение которого сначала представляет для меня загадку, но при ближайшем рассмотрении я признаю в нем вставную челюсть. Она вводит ее в свой хлебальник, неудачно пытается сделать подгонку на месте, снова вытаскивает, берет пипетку, смазывает шарниры, подкручивает опорные клыки, после чего победоносно водворяет на место свою сосисколовку. Ее красноречие возрастает процентов на восемьдесят, по крайней мере, на протяжении первых произнесенных ею фраз.

— Она мне мешает, — говорит она, — я вставляю ее только для рассговора. Фы по какому делу? Директор еще не фернулся.

— Он назначил мне встречу.

— Если фы хотите еще что-то добавить, — но тут ее челюсть заклинивает, и она застывает с открытым ртом. Я стыдливо отвожу глаза, чтобы не предаться созерцанию ее трусиков. Отважная секретарша при помощи разрезного ножа для бумаг извлекает свой механизм для первичной обработки артишоков. Затем она пытается метать громы и молнии по поводу несговорчивой челюсти, но ей удается лишь жалкое шипение, и я полностью теряю к ней интерес.

Я жду четверть часа, пол-часа, час, что в целом составляет где-то около шестидесяти минут и потихоньку начинаю дохнуть от скуки.

Не подумайте, что мне требуется зал ожидания с кондиционером, но эта мансарда с беззубой старушенцией, которая перепечатывает телефонный талмуд, чтобы убедить меня в сверх занятости своей конторы, наводит на меня беспросветную тоску. Не знаю, где эти братцы-подлегавцы отыскали секретаршу, но это нечто умопомрачительное!

К семи часам старушка начинает пасти на свои водопылебеспрецедентные бочата марки «Луп-луп».

— Если вы хотите уйти, — спешу ей предложить я, — не стесняйтесь. Я друг Пино, и вы можете на меня полностью положиться.

Но для нее долг превыше всего!

Она качает головой. Чтобы развеять ее сомнения, я предъявляю свое полицейское удостоверение.

— Теперь вы можете не сомневаться, красавица. Я комиссар Сан-Антонио.

— А! — восклицает она, — так это фы?!

Я вижу, что Пинюш уже успел рассказать своему персоналу о бывшем легендарном коллеге.

Облегченно вздохнув, секретарша откладывает в сторонку «справочник» с перепечатанными первыми ста двадцатью страницами, зачехляет пишущую машинку, подмазывает под шнобелем губной помадой, поправляет подвязку на деревянной ноге, проверяет давление в своем левом буфере, заправленном газом, и встает. Она подходит к куску зеркала в превосходном состоянии, снимает парик, чтобы получше причесать его, водружает на место, украшает сверху шляпой и, наконец, направляется к двери, которую я спешу перед ней распахнуть, получив на прощание пожелание доброго вечера, напоминающего струю поливочной машины в пыльном квартале.

Оставшись один, я подхожу к телефону, К счастью, он работает. Я набираю номер бистро Пинюшара и на другом конце провода слышу голос доблестной супруги своего коллеги.

— Это Сан-Антонио, дорогая мадам, — представляюсь я. — Ваш славный супруг дома?

— Нет, — хнычет дама Пинет. — Я не видела его с утра. Вы что-нибудь узнали о вашем кузене?

— Нет.

Она секунду колеблется, после чего продолжает: