Только никакой реакции она вообще не дождалась. Ни строптивой, ни благосклонной. Похоже, Машка даже и голоса материнского не услышала, увлекшись новыми впечатлениями. Раскрыв кукольные голубые глаза, девчонка завороженно разглядывала незнакомого мальчика, прижимающего к груди маленькую дрожащую и чуть поскуливающую от страха собачку. Потом протянула к ней осторожно руку и тут же отдернула ее, улыбнувшись и показав щербину на месте выпавших передних молочных зубов. Алишер тут же продемонстрировал и свою точно такую щербину, оторвал от себя Шурика, возложил его щедро на Машкины коленки:
– Да он не кусается… Тебя как зовут?
– Маша… А тебя?
– А меня – Алишер! Можно называть просто Алькой.
– Ага, ладно… – доверчиво мотнула головой Машка, снова улыбнувшись и сверкнув голубыми глазищами.
Лара, наблюдающая эту сцену в зеркале, чуть наклонилась к Диле, произнесла ей на ухо:
– Слава богу, нашли общий язык… А я боялась. Хороший мальчик, молодец. Считай, полдела уже сделано. Чтоб с моей Машкой общий язык найти, это ж наизнанку надо вывернуться, а тут раз, и готово, и вот она – Маша, я вся ваша… Надо же! Кто бы мог подумать…
Диля улыбнулась ей, даже кивнула, вежливо соглашаясь. А про себя подумала – что ж удивительного в том, что дети сразу общий язык нашли? Они ж дети! Они презренного душка от слов «гастарбайтер» и «трудовой мигрант» еще не ведают и уж тем более не учились напрягаться вынужденной толерантностью. Они пока души цельные, искренние, спесивостью и обидами не траченные. Главное, общая человеческая эмоция из воздуха образовалась, а кто из них таджик, кто не таджик – какая разница…
Ларин дом поразил Дилю уже с парадной лестницы – сроду она такой красоты не видела, чтоб в подъезде так бело, так чисто было. И деревья в кадках росли. Вежливая ухоженная тетка за стеклом кивнула Ларе с улыбкой, окинула внимательным взглядом их с Алишером. Значит, это и есть консьержка? Скорее, на учительницу похожа…
Отомкнув тяжелую сейфовую дверь, Лара юркнула вперед, махнув им торопливо – заходите, не стойте на площадке!
– Дина, сама, сама! Мне некогда, я побежала! – тут же появилась она в прихожей, на ходу застегивая щегольский дорожный саквояж. – Манечка, солнышко, прости, – чмокнула торопливо дочку в щеку. – Я позвоню вечером из Калининграда! Дина, ключи на тумбочке! Замок легкий, разберешься!
Дверь за ней тяжело захлопнулась, и Шурик на руках у Алишера вздрогнул, потом дернулся и, ловко выскользнув на пол, потрусил по коридору, тихо цокая коготками по светлому паркету. Диля сняла ботинки, пошла за ним, отчего-то ступая на цыпочках. Обернувшись к пыхтящей над «молнией» комбинезона девчонке, произнесла просительно:
– Маш… Ты нам покажешь, что тут где? Ты же хозяюшка…
Машка не удостоила ее ответом, лишь глянула сердито. Сопнув, снова принялась дергать вниз собачку «молнии».
– Давай я тебе помогу… – сунулась к ней Диля, но девчонка так резко мотнула головой, словно хотела сбросить ее долой с плеч.
– Да не дергай так сильно! Тут тихонько надо. Погоди, я тебе сейчас покажу! – решительно подступил к Машке Алишер, и юная строптивица с готовностью потянулась к нему пузом, разведя руки в стороны.
Диля только головой покачала, подивившись Алишеровым способностям. Потом осторожно ступила несколько шагов по коридору, вошла в гостиную, огляделась.
В большой, освещенной предвечерним, будто наспех выглянувшим из-за дождевых облаков солнцем комнате, царил беспорядок пополам с роскошью. Хотя, может, это была и не роскошь вовсе. Просто она в таких квартирах никогда не бывала, только в журналах красивых видела. Откуда ей было знать, где тут роскошь, а где нет?
Конечно, по душанбинским меркам, пока папа был жив, они неплохо жили. Все у них было крепенько и как следует – и ремонт, и кондиционер, и холодильник большой современный, и мебель импортная. А потом, когда отца не стало, будто и домашняя обстановка съежилась, припылилась грустной допотопной немодностью. Состарилась раньше времени, как стареет вдова – не столько от возраста, сколько от жизненной безнадеги.