Не спрашивай

— Я вернулся в ту миссию, — произнес он, — но там не было ничего, ни полицейский машин, вообще, ничего. Фактически место выглядело закрытым. Я набрал их номер телефона, но включился автоответчик на каком-то иностранном языке. Ты можешь такое представить? Посольство целой страны, а они поставили автоответчик, да еще и на другом языке.

— Энди, — позвала его Мэй, выключив ТВ как раз в середине этнического насилия, — если ты не успокоишься и не расскажешь мне, что происходит вокруг, то повезешь меня за сигаретами.

— О. Извини. Присядь, я… Послушай, а не могли бы мы попить пива для начала

— Да, — согласилась Мэй, испытывая свое терпение на прочность. — И захвати для меня тоже. Ты знаешь, где оно лежит.

Он знал. Вернувшись в гостиную, он начал рассказ:

— У Тини объявился зарубежный двоюродный брат и чтобы оказать тому небольшую услугу, мы стащили некую специфическую вещь из представительства иностранного государства, офис которого расположился на лодке в Ист-Сайде. Тот предмет был у нас в руках до тех пор, пока Джон не застрял на выходе из судна. Я думал, что мы узнаем, где копы держат его, поможем сбежать или что-нибудь в этом роде, я не знаю. Полицейские ничего не знают об этом, миссия закрыта, ничего в новостях — можно подумать они не сообщили о краже. Так что, мне жаль, Мэй, ненавижу приносить плохие новости, но похоже на то, что мы не знаем, где в эту минуту находится Джон.

Ногти на левой руке Мэй царапали карман кардигана в поисках несуществующих сигарет. Она произнесла:

— Вы не знаете, жив он или мертв?

— Мэй, — начала Энди, — когда я видел его последний раз, частная охрана схватила Джона. Он был жив, стоял на ногах и не сопротивлялся, его не били или еще что-нибудь в этом роде. В одном я точно уверен, они захотят заставить его рассказать, куда мы направились с той специфической вещью. Поэтому он должен быть живой, это мы знаем. Вот только не знаем, в каком месте он пребывает в добром здравии.

Если есть жизнь, по сути, есть и надежда. Мэй кивнула, чувствуя, что понемногу волнение уходит. Ее рука перестала растягивать материал кардигана.

— Тот специфический предмет, который вы украли? Что это?

Сделав глоток пива, Энди вздохнул:

— Сказать по правде, Мэй? Я надеялся, что ты не спросишь меня об этом.

18

Дневник Заключенного — День Первый

Еды нет, нет контактов с людьми. Как только темнота отступает, резко и неожиданно появляется яркий флюоресцирующий свет в обитом досками потолке, который защищен железной решеткой. Он озаряет белым лишь пол в центре комнаты, остальная же часть погружена в полумрак, полный теней, которые похожи на крыс.

В течение достаточно долгого времени — узник не имеет часов — ничего не происходит. Вдруг послышалось громкое бряцанье цепей и лязг гигантских ключей, которые вывели его из состояния забытья. Большие старые двери из дерева со скрипом отворились и вошли четверо мужчин. Двое из них выглядели неважно: тощие, небритые, испуганные в грязных белых рубашках и босые. Они внесли тяжелый деревянный стол, на котором стояли лишь миска и кружка. Двое других были солдатами в желчно-синей униформе с пулеметами в руках. Они что-то пролаяли-прокричали мужчинам в белом. Те опустили стол на пол, возле двери и попятились к стене, все это время не отрывая глаз от земли. Затем солдаты начали кричать на заключенного, который продолжал сидеть на полу напротив одинокого окна и размышлял, как же темно вокруг. Их крики дополняли угрожающие движения автоматов. Без слов можно было понять, что они приказывают пленнику подняться на ноги; он подчинился; подойти к столу и быстрее, что он и сделал; и начать есть.

— Без стула? — спросил арестант.

Они либо не поняли его вопроса либо не посчитали нужным снизойти до ответа. В любом случае они махали стволами оружия в сторону миски — куда лучше, чем в заключенного — и выкрикивали снова и снова одни и те же короткие фразы.

Узник взглянул на свой ужин. Миска была наполнена густой зеленой слизью, в кружке же виднелась прозрачная жидкость. Слева от тарелки лежал ломоть черного хлеба, а справа — большая металлическая ложка. Арестант обдумал возможные варианты. Он взял ложку, опустил в зеленую тину, поднял, угрюмо посмотрел, отлил немного обратно в миску, снова поднял, скривил свое лицо, как маленький ребенок, которого заставляют принимать лекарства, и опустил ложку в рот.

И улыбнулся. Широкая улыбка растянулась вокруг ложки. Высунув прибор наружу, он продолжал улыбаться.

— На вкус как карри, — поделился ощущениями он.

Солдаты грубо засмеялись, ткнули друг друга локтем и хриплым голосом что-то сказали.

Лучше оставаться в неведении и думать, что карри. Заключенный съел еще немного, попробовал хлеб и отметил, что тот был свежим и вкусным. Отпил жидкости из кружки и обнаружил, что это была всего лишь вода, не достаточно холодная и с металлическим привкусом, как будто она застоялась где-то в трубах, но все же это вода.