Не спрашивайте меня ни о чем

Нет, нет, она не сердилась, и мы опять целовались, как две маленькие ящерки.

После мы ехали в троллейбусе, я провожал Сармите домой, воздух снова потеплел, на западе еще светило солнце, потому что гости разошлись очень рано.

В нашу кооперативную квартиру я приперся совершенно обалдевшим. На самом деле это был сумасшедший день. Да, поболеешь вот так две недели, выйдешь наконец на свет божий и лишь тогда начинаешь по-настоящему понимать, сколько в нем происходит разных разностей.

Включил магнитофон и перемотал ленту до того места, где поет Пинк Флойд. Я еще до конца не разобрался с этой группой: она мне просто нравится или нравится очень, но музыка отвечала моему теперешнему настроению.

К счастью, дома никого не было. Иногда это хорошо. В особенности, когда у тебя такое настроение, что сам не знаешь, какое оно. Тогда хорошо, если никто не беспокоит.

Одна из комнат нашей квартиры принадлежит мне. Я в ней устроился соответственно моему вкусу. Даже мебель купили именно такую, какую хотелось мне. У окна стоит письменный стол. Под стеклом портреты заграничных кинозвезд. Это мне посоветовал Яко. Когда сидишь за таким столом, лучше думается. Фреду нравилась Анита Экберг, и ее фото я подарил ему. Надо же, чтобы он учился получше. Мне самому больше всех нравится Нэнси Синатра, дочь того певца, Фрэнка Синатры. Я с удовольствием женился бы на ней. И у нас было бы пятеро сыновей и три дочки, и все они пели бы, как соловьи весной на Гауе.

У другой стены стояла кровать, над нею коврик в народном стиле, к которому были приколоты разные иностранные значки. В одном углу книжный шкаф, в другом — потрясная чехословацкая магнитола. На окне затягивающиеся шторки с драконами в японском стиле. Если шторы задернуть, то в комнате делается почти темно, только там, где драконы, брезжит тусклый свет. Зрелище колоссальное. Десятки светящихся драконов.

Улегся на кровать, потом надумал выкурить сигаретку, поскольку это, говорят, способствует размышлениям.

Раскрыл настежь окно, и на меня прянуло изумительным дыханием весны и земли. Сел на подоконник и свесил ноги наружу. Закурил, стал болтать ногами в ритме музыки.

Высоко в небе были облака, они куда-то плыли неизвестно откуда, и подгонял их теплый ласковый ветерок. Лето было близко. И только теперь я вдруг понял смысл невнятной болтовни Яко, понял, что он хотел сказать тогда, зимой, когда все было в снегу. Я уловил это скорей физически, чем разумом. Точно мне кто-то треснул молотком по башке. Яко в тот раз, в зимнюю стужу говорил, что ему хотелось бы сбросить опостылевшую тяжелую одежду, плюхнуться на горячий, пахнущий солнцем морской песок и чтобы закружилась голова от ветра, а кругом пахло морскими водорослями. И еще я хочу, говорил он, чтобы небо надо мной было ослепительно синим и только у горизонта толпились хлопья белых облачков. На меня иногда что-то накатывает, и тогда мне хочется воспринимать мир одними ощущениями. Чувствовать, как прикасаются к коже песчинки, и стать травой, деревом, кустом, растущим из земной глуби, так он говорил, чувствовать, как меня ласкает дуновение теплого ветра, и я буду быстрокрылой птицей в облаках; нырнуть в море и качаться на волне, как рыба или водоросли. Стать атомом моря, земли, неба. Слиться со всем, из чего мы произошли, на миг вновь превратиться в это.

Этажом ниже скрипнула балконная дверь. Я глянул вниз. Облокотясь на перила, там стояла Анита. Она была на четыре года старше меня.

Деликатно кашлянув, я сказал:

— Добрый вечер, Анита!

Она посмотрела вверх и улыбнулась.

— Добрый вечер, Иво! Это у тебя музыка?

— Да. Тебе не нравится?

— Ну что ты! Я потому только и вышла на балкон.

— Я сделаю погромче!

— Не надо. Как называется эта песня?

— Энги. А поет Мик Джегер, Кэйс Ричард, Билл Уаймен, Мик Тейлор и Уот… Склероз чертов!

— Ты всех певцов так здорово знаешь? — Она почему-то продолжала улыбаться.

— Нет. Так, кое-кого. Тех, которые мне нравятся.

— Знаешь что, Иво, — вдруг тихо сказала она и посмотрела куда-то вдаль. Белокурые волосы падали ей на плечи. — Знаешь что, Иво…

— Нет, — ответил я.

— Если бы ты, Иво, знал…

— Не представляю, о чем ты.

— Иво, я выхожу замуж, — и она счастливо рассмеялась и откинула назад длинные светлые волосы.

— Брось ты! — удивился я.

— Ну да.

— Не хочется верить.

— Все говорят то же самое, — улыбнулась она. — Никто не верит. Говорят, молода еще. Куда было спешить: мол, еще намаюсь в замужестве.

— Кто так говорит? Мутерша или фатер?

— Подружки так считают…

— Не слушай их, — сказал я со знанием вопроса. — Дети любят, когда у них молодые родители. Они любят их больше, чем старых. Я об этом читал.

— Правда, Иво?

— А то как же! Головой отвечаю.

Сам, правда, так не думал. Не так я глуп, чтобы жениться. Когда-нибудь придешь домой ночью, и — бац! — жена скалкой по голове. Разве мало юмора на эту тему в журналах? Но у Аниты голова по этому поводу не болит. Скалкой-то охаживать будет она. Могу лишь выразить сочувствие ее будущему мужу.

Анита вдруг сказала:

— Они не знают Жоржа… Ты его, кажется, видел, Иво?