Вкусно пахло липами.
— Максик…
— Да?
— А почему ты выбрал именно меня?
— Понравилась твоя фотка.
— Да это стремная фотка!
— Вот именно. У тебя там такое лицо, будто тебе на все покласть.
— Ну, так и есть, если че…
— Вот-вот. Ты мне понравилась, потому что ты настоящая, не такая, как большинство девчонок. А еще ты немного на панду похожа…
— Я? — она негромко фыркнула. — Вот здорово…
Пауза для поцелуя.
— Как там твои родители?
— Нормально, а что?
— Они тебя отпустили?
— Да, на всю ночь. Ругались, а потом отпустили.
Интересно, подумал Максим, а почему меня не покидает ощущение, будто ты нагло врешь? Точнее, недоговариваешь.
Нет, правда — почему? У Максима нет причин ей не доверять. В конце концов, она же здесь — значит, ее и правда отпустили. Или она сама ушла — неважно. Другой вариант — у нее есть кто-то еще, кроме Максима. Вот и славно! Когда он навсегда уйдет, Элла вернется к своему парню и будет счастлива с ним, а Максима скоро забудет.
От таких мыслей Максиму стало приятно, он крепко взял Эллу за затылок, запрокинул ей голову и опять всосался в губы долгим, жадным поцелуем.
М-да. Неплохо, но все равно уже не то. У Карины губки поприятнее.
— Нам еще долго? — спросил он.
— Они собираются в десять. Еще час.
— А что так поздно?
— Ночью база стоит дешевле.
— Тогда понятно. А они не против, что мы там появимся?
— Нет. Я туда могу приходить в любое время. А ты — со мной.
Девочка не так проста, как кажется, отметил Максим.
— Скажи, милая моя, а ты согласна с песней «Не стану взрослой»?
— В смысле?
— В смысле: тебе не страшно взрослеть?
— Не-а, — ответила Элла, подумав с несколько секунд. К вопросу она явно была не готова. — А надо?
— Ну, ведь ты же не будешь носить все это всю жизнь: пирсинг, драные джинсы. Придется когда-нибудь снять, когда повзрослеешь.
Она пожала плечами, очень красноречиво. Дескать, вот тогда и посмотрим.
— Ты уже думала, чем будешь заниматься?
— Сначала образование получу. А там уж не останусь без дела.
— Какой оптимизм. А представь себе ситуацию: ты закончила вуз и вдруг поняла, что ты абсолютно ничего не умеешь, что твой диплом — пустая бумажка, и никому ты особенно не нужна. А ведь надо работать, надо устраиваться в жизни…
— Я не думаю об этом, — призналась Элла.
— Знаешь, кому я завидую, Эля? Тем, кто с семнадцати лет где-то подрабатывает. Дело не в том, что он зарабатывает деньги, — а в том, что он точно знает, на что способен. Вот ты работала где-нибудь когда-нибудь?
— Не-а, — ответила Элла.
— И как-то не тянет, угу?
— Угу.
— Вот. И не факт, что потянет, как только ты закончишь свой факультет этих самых связей с общественностью.
— Пиарщики всегда нужны…
— Я не говорю о востребованности. Я говорю о том, что тебе самой, может быть, ничего этого не захочется.
— Может, и не захочется. Дожить надо.
Максим решился на лобовую атаку:
— Эль, а тебе никогда не хотелось покончить с собой? Знаешь: взять да и выпрыгнуть в окно. И все.
— Ну, хотелось… — сказала Элла. — Когда депра мучает.
— И часто она тебя мучает?
— Ну, бывает…
— И ты бы сделала это?
— Три года назад хотела.
— Почему?
— Одноклассники довели.
— А, понимаю. Бывает. А что остановило?
Элла помолчала, сложив руки на груди. Ей нелегко было об этом вспоминать.
— Если б я это сделала, все были бы только рады. Наша класснуха говорила, что я тупая и что меня даже семечками торговать не возьмут. В классе со мной никто не общался. А одна девка меня постоянно травила по-всякому. Мне вообще сказать ничего было нельзя, она тут же передразнивала. И все ржали. У меня была такая мысль: выйти к доске отвечать и на глазах у всех упасть на ножик.
— Но ты удержалась?
— Да, — мрачно сказала Элла. — Больно жирно для них.
Максим обнял ее:
— И с тех пор ты об этом больше не думаешь?
— Думаю, но редко. Я теперь живу, как мне нравится.
— И взрослеть не боишься.
— Не боюсь. В любом возрасте можно жить, как тебе нравится. Мне кажется, я и в семьдесят лет буду такой же, как сейчас, — она вяло улыбнулась. — Надеюсь.
— Хочешь чего-нибудь? — спросил Максим.
— Энергетика.
— Пойдем, купим.
Взявшись за руки, они вышли на тротуар.
— Макс, а можно я тоже спрошу… — несмело попросила она.
— Да?
— У тебя глаза очень грустные. Почему?
— От природы такие.
— Максик, мне кажется, тебе очень больно, — неожиданно сказала она. — Я знаю. У меня так много раз было.
Он не стал отпираться:
— Ну да, есть немножко.
— Ты кому-то сделал плохо?
— Да.
— Максик, прости себя. Ты никому ничего не должен.
Он мог бы поспорить, но не стал.
Элла стала заметно разговорчивее. Максим называл ее Эля или Элька, она его — Максик. Девчонка была одета как вчера, лишь вокруг шеи намотан легкий розовый шарфик.
Вдоль тротуара стояли красивые скамеечки с выгнутыми спинками, почти все были заняты парочками. Максим задержал взгляд на одном молодом человеке, чья бритая наголо голова блестела в свете фонаря, будто огромная лампочка. Он узнал сноба-интеллектуала, которого видел вчера в кинотеатре, Молодой человек что-то горячо доказывал сидевшей рядом девушке, потрясая зажатой в руке банкой дорогого пива. Максим прислушался и уловил только: