Не стану взрослой

— Не знаю, но этой цифре я почему-то верю. Все как в жизни. Пока тебя все опускают, думаешь, что ты один на свете такой уникальный, незаслуженно оплеванный и никем не понятый. А потом бац! — и оказывается, что ты всего лишь один из двадцати процентов. То есть под некую норму подпадаешь. А потом идешь мимо школы, видишь, как в школьном дворе семеро одного пинают, — и ведь нисколько не жалко! Эти, опущенцы, — такие ничтожества. Я вот сам, когда еще учился, мечтал всех одноклассников убить. Просто желал им смерти. Ежедневно выдумывал разные казни. А сейчас думаю: а ведь реально было бы лучше расстрелять не мучителей, а всех изгоев. Ну, или не расстрелять, а сослать куда-нибудь, перевести в отдельную школу.

— Я классе в седьмом сочинял длинную историю. Про спецотряд, который создавали как раз из таких подростков — они у меня назывались «нулями». Отряд для особых операций. Потому что такие ребята уж точно никого не будут жалеть…

— Ага, а сам ты, конечно, был командиром отряда «нулей», а все «нули», конечно, дружили друг с другом и т. д. Хе! Туфта это. По буквам: Тэ У Фэ Тэ А. «Нули» эти — кстати, отличное название, — они злопамятные. Им обязательно надо вот эту боль, которую им подарили, — вернуть. И даже неважно кому. Был такой эксперимент, еще в советское время: со всех зон взяли всех «петухов» и согнали в отдельную зону. Думаешь, они там стали жить и работать в мире и согласии? Хрена. Стали формировать внутри своей касты опущенных касту еще более опущенных. И так зверствовали, как никто до них не зверствовал. Те, кто выжил, потом почли за счастье вернуться обратно. Так что эти «нули», они бы сами друг друга перестреляли. Если хочешь — сочини об этом историю. Ты пишешь что-нибудь?

— Так… — неохотно признался Вадим. — В ЖЖ.

— У тебя есть ЖЖ? У меня тоже — правда, я туда уже полгода не залезал. Как твой называется?

— «Мистериоззо». С двумя «з».

— Как-нибудь загляну.

— Не обязательно.

— Обязательно. Я уже все решил… — Максим вспомнил о теме разговора и вернулся к ней: — Об этих детишках, которых в школе обижают, очень любят писать и фильмы снимать. Ну, то же «Чучело» или «Класс» — хороший фильм, недавно в Эстонии сняли. И обязательно с таким подтекстом: вы только посмотрите, что эти изверги делают. И это, конечно, правильно. А вот что с этими «нулями» потом происходит? Вот как-то раз читал биографию какого-то актера, голливудского, якобы в школе его все обижали, а попал в колледж, и все девчонки за ним начали бегать, потому что он был весь такой замкнутый и таинственный. Это такая туфта, что даже смешно говорить. Я вот вступительные экзамены сдал, переехал в другой город, получил место в общаге — думал, все. Начнется новая жизнь.

Ну, в какой-то степени она началась. Но не сразу. Я никак не мог понять, что у меня больше нет врагов. Ни с кем не разговаривал, если со мной пытались заговорить — огрызался… короче, вел себя точно, как ты сейчас, только еще хуже. И что самое обидное, я же поступал на психолога, а на этом отделении одни девчонки. Вот в нашей группе было двое парней, включая меня, и тринадцать девок. Вот ты не поверишь, я искренне думал, что не пройдет и недели, как кто-нибудь из девчонок будет строить мне глазки или посылать записочки… Ничего подобного, конечно, не произошло. Уже потом, совсем потом, я узнал, что девки меня попросту боялись. Да и не до меня им было. В семнадцать лет обычная девушка уже имеет колоссальный опыт личной жизни и может себе позволить выбирать кавалеров. Шестнадцати-семнадцатилетние девчонки — это ж самый ходовой товар, и они этим пользуются. А мне просто нечем было их заинтересовать. И я не понимал их. Я не понимал, что происходит вокруг меня. Девчонки постоянно говорили при мне о делах на любовном фронте: кто с кем познакомился, кто их бросил, кого они бросили. А я думал совсем о другом. У меня была паранойя. Мне казалось, что кто-нибудь из моих бывших одноклас-сников приедет сюда специально, чтобы публично меня опозорить, рассказать всем, какое я ничтожество. Мне все время казалось, что я не так одет, что надо мной все смеются, что у меня просто на лбу написано — «Я урод» — и все это видят.

— А на самом деле всем было пофиг.

— Точно, Вадик. Не то что совсем, но, в общем, да. Но особенно меня убивал мой сотоварищ, Ваня Орешкин, второй парень из двух в нашей группе. Я смотрел на него и видел, что он точно такой же «нуль», как я. Такая же мягкотелая тряпка, и даже хуже. Но почему-то девчонки с ним общались как с нормальным, и смеялись над его шутками, и не обижались, когда он их щипал… Короче, я быстро плюнул на все это дело — на девок, да и на учебу тоже — и стал заниматься тем, что у меня получается лучше всего.

— Играть?

— Да. Не прошло и года, как я оттуда вылетел. Первую сессию кое-как сдал, а вторая все решила.

— Жалеешь?