Не стояли звери около двери...

Первой жертвой облавы оказался хлипкий понурый мужичонка в черной поношенной куртке, мятых серых брюках и стоптанных, давно нечищеных туфлях. Едва патруль поравнялся с ним, спирт-индикатор радостно застрекотал и плотоядно замигал своим единственным красным глазом. Старшина тут же одним профессионально отработанным и мощным движением руки ухватил мужика за шиворот, выдернул из очереди и развернул лицом к себе.

- Та-ак, - его оценивающий взгляд скользнул по сгорбленной фигуре жертвы. - Ты когда принимал в последний раз, родной мой?

- Товарищ старшина, - мужичонка принялся нервно облизывать губы, - я только лекарство пил... Честное слово, только лекарство. Вот...

Он полез куда-то во внутренний карман своей куртки и вытащил стеклянный флакончик с «Корвалолом»:

- Сердце пошаливает... Врач прописал... Три раза в день...

- Ну, ты мне только тут не звезди, понял? Больные у нас за пойлом не стоят. Больные у нас дома в койках лежат. В окружении, тля, любящих детей и внуков. Или ты без ста грамм с утреца загнешься, а? - старшина зло сплюнул под ноги прямо на асфальт и сказал в висевшую у него на нагрудном ремне портативную рацию:

- Первый, я - седьмой. Коля, высылай фургончик.

Рация что-то одобрительно крякнула в ответ. Лицо извлеченного из очереди мужика сделалось мертвенно белым:

- Товарищ старшина, я ж не себе... У племяша юбилей. Десять лет свадьбы. Я...

- Ра-азберемся, - старшина отмахнулся от него, как от назойливой мухи. - Если не брешешь, отпустим...

Он щелкнул пальцами и стоявший рядом с ним востроносый сержант молниеносно вогнал иглу парализатора в левое плечо все еще что-то бормотавшего себе под нос мужика. Старик дернулся, выгнулся вперед дугой и, коротко и жалобно всхлипнув, повалился кулем прямо на мокрый асфальт. Третий милиционер, тоже с сержантскими нашивками на погонах и коротким копьем парализатора в руках, брезгливо пнул упавшего в живот носком лакированного сапога и озабоченно заметил:

- Бледноватый он какой-то... Слышь, Федорыч, как бы этот хмырь и впрямь не загнулся...

- Жить захочет - не помрет, - жизнерадостно изрек старшина и громко захохотал, неестественно широко растянув губы. Зубы у него оказались крупные и желтые. - А чтоб не отдал концы, мы ему для пары сейчас боевую подругу подберем! Пусть папашке сопли повытирает!

Взгляд старшины скользнул вдоль очереди и остановился на невзрачной и аккуратной старушке в клетчатом пальтишке и сером теплом платке:

- Ну-ка, мамаша, предъяви-ка свои документики.