Не стояли звери около двери...

Московское руководство во главе с Лихачевым было настолько шокировано восстанием боевых воинских частей, что несколько дней пребывало в абсолютном ступоре. Партийные бонзы хоть как-то пришли в себя только в начале марта, когда части мятежного генерала взяли Кабул и с ходу, уже практически не встречая сопротивления и обрастая афганскими добровольческими силами, повернули на север, к советской границе. Говорят, что Лихачев больше всего опасался даже не перелома в афганской войне, а именно встречи калининцев с частями Туркестанского военного округа. Якобы были совсем немалые шансы, что войска могут, окончательно наплевав на московское партийное руководство, объединиться в совместном марше вглубь страны.

Может быть, так все бы и получилось, если бы генерал Калинин не решил устроить перед броском через границу большое совещание командиров верных ему воинских частей и отрядов добровольцев в освобожденном Кабуле. Советская разведка на этот раз уже не дремала...

Жилин вспомнил, как три с половиной года назад мартовской стылой ночью он лихорадочно крутил ручки настройки своего старенького «Меридиана», пытаясь сквозь надсадный вой глушилок уловить передачу хотя бы какой-то из западных радиостанций. Но на частотах «Голоса Америки», «Свободы» и «Свободной Европы» непроницаемой акустической стеной стоял оглушительный переливчатый визг. Только под самое утро Иван наткнулся на чью-то едва пробивавшуюся сквозь искусственные помехи радиопередачу. Диктор скороговоркой говорил на незнакомом - может быть, арабском, - языке. Напрягая слух, Жилин вслушивался в незнакомые слова и несколько минут совершенно ничего не понимал. Не понимал до того момента, пока далекий радиокомментатор вдруг не оборвал свою речь на полуслове и после короткой паузы не произнес, а скорее даже прошептал в микрофон срывающимся, дрожащим от едва сдерживаемых слез голосом: Хиросима, Нагасаки, Кабул...