Не страшись урагана любви

Это было до смешного легко. Расслабившись, он вытравливал свой канат и смотрел, как исчезли из вида Бонхэм и якорная цепь, Ему не нужно было искать по дуге, поскольку Бонхэм указал, что машина находится на самом конце каната левее к опорам моста. Когда он достиг конца каната, петля которого надежно стянулась у подмышки правой руки, он проплыл влево тридцать-тридцать пять футов и вот оно, в шести футах под ним. Невероятно. Машина слегка зарылась носом в ил, но она стояла, слегка наклонившись, на колесах. Два ярких пятна паутины на переднем стекле показывали места, куда ударились головами пассажиры. Уставившись на Машину, Грант перестал грести, и течение тут же начало сносить его к центру дуги. Когда он немного подгреб, снос прекратился, но чтобы вернуться, грести пришлось сильно. Он понял, что имел в виду Бонхэм, показывая, что оттуда работать нельзя. Он перестал грести и дал себя снести. Потом левой рукой он начал выбирать трос. Скоро из мрака появился Бонхэм и цепь. Бонхэм показал, что надо подниматься. Он, применяя технику и знания Бонхэма, прошел слепых шестьдесят футов вниз и вверх и тридцать пять футов в сторону и обратно, посмотрел на машину, затратив очень мало энергии. Он начал замерзать.

В лодке Бонхэм отдал распоряжения, а затем сел и расслабился, глубоко дыша, пока лодочник и люди у опор моста ставили лодку на нужное ему место. Орлоффски сменил им баллоны. Для операции они использовали большие одинарные баллоны, потому что здесь было мелко, но Бонхэм привез их несколько штук. «Нельзя все время заботиться о воздухе, когда работаешь».

В жарком воздухе, под солнцем мокрые костюмы вскоре стали неприятно жаркими. Окунувшись в воду и расстегнув молнии на рубашках, они снова вскарабкались в лодку, а Бонхэм вытащил бутылку джина.

— Что ты скажешь о погружении? — ухмыльнулся он. — Нравится?

— Не скажу, что очень уж нравится, — осторожно ответил Грант, — Эти люди там. И даже без них. Но до смешного легко, как ты это делаешь.

— Опыт, малыш, — ответил Бонхэм и подмигнул. Он выглядел очень довольным собой, крайне удовлетворенным своей работой, несмотря на трагический повод, ее вызвавший. — Нам везет, точно, — сказал он. — То, как она стоит. Не думаю, что придется использовать газовый резак. Некоторые так разбиваются, что становятся, как аккордеон. — Он замолчал и странно нахмурился. — Но я еще не решил, надо ли нам сначала достать тела или как. Ладно, посмотрим. Эй! — крикнул он лодочнику. — Примерно здесь! Вот так! Потихоньку спускай якорь!

А на мосту, как заметил Грант, толпа увеличилась. Он помахал Дугу и Ванде Лу, размахивавшей бутылкой.

— Гатова, шеф, — сказал лодочник.

— Ну? — спросил Бонхэм. — Пойдем?

Было бы можно сказать с определенной долей истины, что во второй раз Рону было легче идти, но это была бы не вся правда. Кое к чему он подготовился. Он больше знал, как действовать там, внизу. Он готов был встретиться с ограниченной молочной видимостью, готов был схватить медленно проплывающую якорную цепь. Но правда была в том, что когда Бонхэм сказал: «Ну? Пойдем?» — то ему снова не хотелось идти. Он уже был там, он это сделал, он видел машину. Он хотел бы отдохнуть на лаврах, остаться здесь и не возвращаться туда. Но он не мог найти не вызывающего ощущения жалкости способа сказать об этом Бонхэму, так что молча и по-идиотски пошел.

На этот раз тяжелый якорь опустился в пятнадцати-двадцати футах от машины. Они от цепи едва различали ее силуэт. Бонхэм рассчитал точно перемещение якоря. Вдобавок якорь был почти точно вверх по течению от машины, что крайне уменьшило необходимость плыть по дуге, чтобы двигаться вокруг машины. Они рядом друг с другом спокойно и легко дрейфовали к машине, вытравливая канаты. На этот раз Бонхэм закрепил канаты ближе к якорю, так что теперь они оказались на уровне окон машины.

Стекло со стороны Гранта было поднято. Вглядевшись, он вполне ясно различил мужчину и девушку, оба черные ямайцы. У обоих головы были запрокинуты назад, рты раскрыты, на лицах застыло выражение изумленного остолбенения, но мужчина слегка соскользнул и наклонился к девушке, а она наклонилась к окну. Грант сумел заглянуть ей прямо в лицо. Глаза у нее были широко раскрыты, а у мужчины он не мог рассмотреть. Длинные волосы развевались вокруг головы, подчиняясь ритму движения воды внутри машины. А в футе от головы мужчины в унисон этим движениям плавал предмет, в котором Грант через несколько секунд опознал женские трусики. Это поразило его, говоря словами какого-то засранного поэта, как «необычное мгновение». Только так и скажешь. И было в этом нечто очень печальное. Глянув вниз, он увидел, что платье женщины задралось до пояса, и там она была голой. Он видел ее пупок и черные волосы на лобке. Нельзя было сказать, то ли она так и сидела, то ли столкновение и ворвавшаяся вода задрали платье.