Не стреляй первым

Максимыч разбудил меня.

– Утро уже, Леня. Оно вечера мудренее. Умывайся, покушаем и что-нибудь придумаем.

Я сел к столу. Максимыч поднял стакан:

– Давай. Лучше нет – с этого день начинать.

Я выпил, в голове действительно прояснилось. Навалился на жареную картошку. Хрустел луком. Отламывал ломтями хлеб. Максимыч с удовольствием смотрел на меня.

– Хорошо ешь – люблю.

– Где она может быть, Максимыч? Жива ли?

– Сейчас поищем. Ее вещь какая-нибудь нужна. Или фотография. Нет у тебя?

– Откуда?

И тут я вспомнил!

– Вот! – положил на ладонь Максимыча красный камешек.

– Годится, – сказал он и сжал кулак, закрыл глаза. – Не смотри на меня.

Но я не мог не смотреть.

Лицо его побледнело. Надулись на лбу жилы. Он все сильнее сжимал веки.

– Не могу, – прошептал Максимыч. – Не вижу. Почему? Не вижу… Но чувствую. – На висках стали собираться капли пота, покатились вниз, как слезы. – Да… Она… Она под землей… Высоко под землей. – Выдохнул, открыл глаза, разжал кулак – камешек с легким стуком упал на стол.

Я подхватил его, он был горячий как уголек, сунул в карман.

– Высоко под землей, – шепотом повторил Максимыч.

– Почему под землей? – закричал я. – Что ты мелешь?

– Не знаю. Откуда мне знать?..

– Глупость какая-то: высоко под землей. Стой, Максимыч! Пешеры ведь в горе – высоко и под землей!

– Вперед! – Максимыч встал и поддернул брюки.

– Я один туда пойду, – мне вспомнился Полковник.

– Ты не проберешься без меня, заблудишься.

Довод, стало быть.

– Только особо не высовывайся: Рустам, сволочь, наверняка там скрывается.

– Я тебе говорил, – проворчал Максимыч, – что никаких диких зверей, кроме мышей, не боюсь.

– У тебя оружие какое-нибудь есть?

– Вот мое оружие, – он ткнул себя пальцем в лоб.

– Держи, – я вынул из сумки гранату и бросил ему.

Максимыч поймал ее, покатал на ладони – она казалась в его лапе грешим орехом.

– Бросай только из укрытия.

– Да знаю я. Игрывали в партизан. – Он взял со стола свой знаменитый тесак, вложил в чехол и пристегнул его к поясу.

– Вот еще, – я протянул ему Сабиров пистолет. – Только в нем два патрона всего осталось.

– Вот и ладно. Остальное в бою добудем…

… – Этот лаз никто не знает, – пыхтел Максимыч, пытаясь пролезть в черную дыру, которую мы еле отыскали в крутом склоне. – А дальше – еще хуже будет. Застряну ведь. Ползи за мной и делай все, как я.

Я нырнул за ним в отверстие, нора эта была настолько, узкой, что Максимыч своим телом ее, как бутылку пробкой, закупоривал – даже свет фонарика не пробивался.

Довольно долго мы передвигались ползком, ощутимо вниз. Становилось все холоднее. Но и просторнее. Наконец мы встали на ноги. Максимыч раз за разом уверенно сворачивал то в один, то в другой проход. Я же почти сразу потерял ориентировку. Ну, может быть, верх от низа еще мог отличить, Не больше.

– Не вспоминаешь? – спросил Максимьхч. – Вон там, за выступом, ты кинжал нашел, помнишь? А вот в том зале, что мы прошли, ты заблудился. Там посередке такой столб каменный стоит, ты вокруг него три часа ходил, пока я тебя не нашел; осторожно ближе к стене прижимайся. Тут дна нету.

По узенькому карнизу, вплотную к стенке, мы миновали какой-то бездонный провал, откуда тянуло таким тяжелым зловещим холодом,, что я чуть глаза не закрыл. Камешек, сорвавшийся с карниза, похоже, так до дна и не долетел.

– Вез, – сказал Максимыч, нагибаясь. – Теперь опять ползком. Застряну ведь.

Проход становился все уже. Я полз за Максимычем, задевая плечами стены, стукаясь затылком, все ниже пригибая голову.

Каково же бедному Максимычу? Он пыхтел все сильнее и прерывистей. Приостановился, засучил ногами, пролез, видимо} самое узкое место. Мне даже почудился звук, с которым штопор выдергивает упрямую пробку.

Я двинулся следом, и вдруг мне под руки попало что-то мягкое.

– Что за черт? Тряпье какое-то.

– Ты сказал! Тряпье. Штаны это мои. Содрались штаны. Давай их сюда, – он протянул в отверстие руку.

Теперь мы оказались в довольно широком, сводчатом и бесконечном, коридоре. Где-то далеко впереди виднелся слабый свет.

Максимыч натянул брюки, подпоясался.

– Ты бы потуже ремень затягивал, – серьезно посоветовал я. – Так вот на улице потеряешь штаны и не заметишь.

– Замечу, – успокоил меня Максимыч. – Как холодно станет, сразу и замечу. Пошли, Теперь тихо надо. Самое гнездо должно быть впереди.

– Что это за свет? – спросил я.

– Там щели есть наружу. Хорошо видать.

Мы шли все осторожнее. И не зря. Коридор расширился, а там, где он снова сужался, была деревянная дверь. Это бы ничего, но перед ней маячил, прохаживался человек – в десантном комбинезоне, с автоматом на плече.

Мы подобрались поближе, залегли за какой-то выступ, вроде порожка.

– Здесь без боя не прорвемся, – шепнул мне прямо в ухо Максимыч и достал нож. – Но по-тихому пока,

– Ты или я? – одними губами спросил я.

– Ты. Мне потом подзаряжаться долго надо. Поберегусь.

Я переложил пистолет в левую руку, взял нож, примерился. Охранник теперь стоял к нам спиной. Это не очень здорово.

– Чего ты ждешь? – нетерпеливо ткнул меня в бок Максимыч.