Не стреляйте в рекламиста

- Ранен? - деловито поинтересовался Василий Федорович. - Куда?

- Он плачет.

- В душу, значит, - облегченно засмеялся Ивлиев. - Это уже проще.

Лена с дедом поспешили к Ефиму, Сашка смущенно топтался в прихожей.

Лена доставала из сумочки шприц с успокаивающим. Все повторяется. Головы лысеют. А реакции те же.

Но старик оттолкнул врача:

- Мы поговорим сами.

В маленькую кухню втиснулась Наташка.

- Эй, солдат! - дергал Ивлиев Ефима за плечо. - Хорош рыдать. "Грохнул" мужика - поплачь. Но недолго. Тебя там никто не видел? И где "пушка"?

У Ефима вдруг закатились глаза, и он сполз вниз по спинке стула.

- Василий Федорович! - возмущенно крикнула Лена.

- Что, красавица? - вежливо поинтересовался Ивлиев. Увидев, что у Ефима ничего не отстрелено, он пришел в наилучшее настроение.

- Валите отсюда! И не мешайте! - Лена энергично показала деду путь эвакуации. - Ждите в комнате.

- Есть, - отреагировал Ивлиев, едва не отдав честь. Решительные женщины на него воздействовали убедительно.

Нашатырь и успокаивающие быстро привели Береславского в чувство. Когда ему стало легче, в кухню вновь пробился дед. Услышав изложение событий, он выпил пару стопок из Наташкиных запасов и, вполне удовлетворенный жизнью, лег отдохнуть на их, с недавних пор - семейном, диване.

Ефима посадили в глубокое кресло, и он там сидел, уставясь мутным взглядом в ему одному видимые пространства.

- Это пройдет? - шепотом спросила Наташа у Лены.

- Такой он тебе меньше нравится? - усмехнулась Орлова, почти дословно повторив недавний Ефимов вопрос. Ее кольнуло что-то, подозрительно похожее на ревность.

- Мне он всякий нравится, - спокойно ответила Наташа, глядя Лене в глаза. Женщины тонко чувствуют интонацию.

- Ничего с ним не будет, - сменила тему Лена. - Я ввела ему легкий наркотик. Час пробалдеет и ляжет спать.

Из второй комнаты на шум вылезла заспанная Лариска, по-детски некрасивая и угловатая девочка, казавшаяся даже младше своих десяти лет.

- Что с Ефимом? - испуганно спросила она. Девочка успела полюбить своих опекунов. Но "дядя" и "тетя" звучали плохо, а "папа" и "мама" пока не выговаривались. Поэтому Лариса звала их по именам.

- Ударился Ефим. Головой, - прокомментировал дитю ситуацию дремавший до этого Ивлиев. Он даже присел на диване.

- Сильно?

- Утром видно будет.

Ребенок подошел к Ефиму и погладил его рукой по голове.

Глаза Береславского сразу приобрели осмысленное выражение. Он обнял Лариску за выпирающие косточки плеч и прижал к себе.

- Все, - засмеялся Ивлиев. - Раз дочь вспомнил, значит, жить будет.

Лена и Наташа шикнули на него одновременно, и Василий Федорович демонстративно поднял вверх руки.

Вскоре Орловы с дедом уехали, а Наташа, Ефим и ребенок еще долго сидели в комнате и молчали. Вместе им было спокойно.

Старик Ивлиев оказался, как всегда, прав: помощь дружественного психиатра Береславскому не понадобилась. Правда, карпов с помощью мясоотбойного молотка Наташка "замочила" самостоятельно, не прося подмоги у вновь обретенного супруга.

ЭПИЛОГ

Александр Петрович Орлов, бухгалтер

Я снова сижу в своем кабинете, украшенном российским флагом и фотографиями, которые Ефим привозит из своих странствий по стране. Среди них одна мне особенно дорога: недавно сосканированная со старого слайда, распечатанная на цветном принтере и заламинированная в пленку, чтобы хранилась вечно. На ней изображен лотос, и рядом - Ленка в синем купальнике. Гости обращают внимание на лотос, потому что встречают его изображение гораздо реже, чем картинки с полуобнаженными красавицами. Для меня - все наоборот. Тогда я чуть было не потерял свою единственную женщину. Но печали снимок не вызывает не потерял же!

А российский флаг сегодня повесил Ефим.

Он напоминает мне о моем недавнем сановном величии. Мы ведь действительно выиграли выборы. Я даже побывал в своем роскошном кабинете. Встретился с очень важными людьми. Например, с министром внутренних дел. И с министром по налогам и сборам. Информация обо мне прошла по всем СМИ, что и сейчас помогает общаться с заказчиками и инстанциями.

Кстати, я успел обсудить в верхах детали нашей с Ефимом рабочей программы. Кое-что из нее вижу в действии.

Побыл я в качестве, как говорит Береславский, "обер-полицмейстера" около сорока часов. До соответствующего постановления Конституционного суда, признавшего выборность этой должности не соответствующей главному закону страны.

Реальная причина, видимо, в другом: я категорически отказался входить в любые политические блоки, собираясь заниматься только организацией милицейской работы. Зато, как уволенный чиновник, получил солидное выходное пособие. Так что с точки зрения коммерции это был хороший бизнес. Если бы, конечно, Ефим не вбухал в него столько денег.