Не стреляйте в рекламиста

Но пусть Благовидов, эта старая грымза, не торжествует победу! Беланов не собирается быть бессловесной жертвой. Теперь он будет вести войну против всех. И, успокоенный и отмщенный, исчезнет навсегда. Пластика изменит лицо, а современная полиграфия - документы.

А план войны таков. Нужно выполнить все первоначально задуманное. Иначе и потом удачи не будет. До бухгалтера, конечно, не добраться. Но пусть он переживет смерть семьи. А вот директора пусть крестник грохнет. Директор же должен отвечать за подчиненных? И вряд ли это понравится Благовидову. Не зря он требовал аж по сотовому предупредить исполнителя об отбое.

Но первым в плане стояло подлечить руку. Пуля прошла вдоль руки, сверху вниз. Она не задела кость, но перемолола на своем пути все мягкие ткани. Просто чудо, что рядом оказался вход в подземный коллектор, известный Беланову еще по старой работе: тогда ему поручили проконтролировать диггеров.

Голова кружилась от потери крови, хотя повязка была наложена добротно. Но это не помешает ему добраться до собственной квартиры, купленной, правда, на чужое имя, и не известной ни одной сволочи.

ГЛАВА 19

Я проснулся рано утром от ощущения счастья. Это чувство не покинуло меня даже после того, как, еще не открыв глаза, почувствовал тяжелый запах. А как же должно пахнуть в камере, где обитают 40 мужиков и есть параша?

Сколько здесь проведу, не знаю. Но на душе спокойно и ясно.

Я здесь на заслуженном отдыхе. Выполнив, может быть, самую главную работу своей жизни. Выиграл войну против армии убийц. И еще - меня не бросили друзья.

Вчера вечером я стал знаменитым. Когда по телевизору (у нас в камере есть, хоть и черно-белый) Ефимов голос рассказывал о моих подвигах, я чуть не заплакал.

Его план понятен. Как он уговорил телевизионщиков - не знаю. Я, честно говоря, надеялся на реакцию в первый же день. Не часто ведь в столице жертва убивает пятерых киллеров. Но по полной тишине понял, что на варианты "самотечного" пиара мне рассчитывать не приходится. Если успешно заминали такой информационный повод, значит, у "заминающих" были огромные ресурсы.

Я, конечно, не Ефим, и не так уж разбираюсь в рекламе. Но чтобы ни один канал, ни одна газета "не заметили" суперрейтинговое событие - это было не просто так. Без связей с верхом правоохранительных структур этого не сделать. Дальше в голову приходили самые печальные мысли. Для забвения истории кукловоды должны были сделать так, чтобы забыли и меня. Самое простое - отправить на кладбище. Покойных у нас вспоминают недолго. Или запереть в тюрьму. На неопределенный срок.

Ефиму удалось быстро прорвать блокаду. Теперь в прорыв должны ринуться многие: одно дело - когда молчат все, другое - когда кто-то из СМИ набирает проценты рейтинга (а значит, и стоимость рекламной площади!), а остальные должны с завистью наблюдать за поеданием информационного пирога.

Ефимов телевизионный посыл изменил и мое общественное положение. Если раньше Антон защищал меня по чьей-то просьбе (наверняка инспирированной тем же Ефимом), то теперь он подошел ко мне и, назвав братом, уважительно расспросил о бое. К разговору жадно прислушивались окружающие. Даже Варан сделал неуклюжую попытку извиниться.

Уважение, особенно когда оно искреннее, приятно в любом обществе. Но в тюрьме оно даже приятнее, чем на воле: это и безопасность гарантирует, и определенные жизненные блага (кстати, чем их меньше, тем больше ценишь). А главное, отвергнутые обществом люди, находясь на воле, могут найти себе эрзац уважительного общения: много незнакомых людей - есть выбор, да и за деньги легко получить дозу респекта. Здесь же никакого маневра нет. Либо тебя уважают, и ты сидишь хорошо (так тоже можно). Либо наоборот.

Со вчерашнего вечера я сидел хорошо.

Я окончательно проснулся и сел на шконку. То, что она у меня есть, - тоже свидетельство уважения. Многие в камере спали по очереди.

Тут же подошел Антон:

- Про тебя снова говорили.

- Кто?

- По радио и в обзоре сегодняшней "молодежки". Часа через два почитаем. Ты похавать не хочешь?

- С удовольствием. - Черт возьми, я не капризная кинозвезда, и мне моя нежданно пришедшая популярность нравится чрезвычайно. Конечно, если б мог обменять ее на то, чтобы бандиты не ошибались адресом - обменял бы. Но что есть, то есть. Уж моя слава наверняка не менее заслужена, чем у того же Сталлоне. Ведь он только играет подвиги, а я их совершаю.

Стоп-машина!!! Такое ощущение, что я стал немножко Ефимом. Это он себя постоянно хвалит и постоянно собой восторгается. Похоже, слава кружит мою непривычную к ней голову.

В этот момент меня вызвали из камеры. Оказывается, пришел адвокат.

- Юрий Васильевич Климашин, - представился немолодой, очень аккуратно одетый мужчина.

- Я о вас слышал, - обрадовался я. Береславский мне в свое время все уши прожужжал рассказами об адвокатских подвигах Климашина.

- Надеюсь, хорошее? - улыбнулся Юрий Васильевич.

- Да уж, неплохое.

- Ну и отлично.