Не стреляйте в рекламиста

На этом достоинства кончаются, и я с завистью смотрю на вытянутые и узкие моторные лодки местных рыбаков, чьи хищные силуэты то и дело проносятся мимо нас. Во многих из них — точно знаю — на дне лежат длинные веретенообразные осетры. Каждый вечер мы жарим осетрину и мажем бутерброды черной слабосоленой икрой, которую покупаем здесь же, у берега, в одной из рыбацких лодок.

Теоретически — это браконьерство. Но я вырос в одной из деревенек, прислонившихся к боку великой реки. У каждого дома — сарайчик, из которого лодка спускается прямо в реку. Во многих домах и ворота открываются в сторону воды. И местные жители просто не могут взять в толк, почему им нельзя поймать и съесть то, то плещется прямо под окнами.

Господи, как же здесь хорошо! Ленивец Ефим никогда не поймет, какой это кайф — устать, орудуя двумя здоровенными веслами и продвигая вперед такое неуклюжее чудище, как наша зелененькая «Пелла». И чтоб было жарко, и чтоб вспотевший торс обвевал легкий волжский ветерок! Береславский — изнеженная жертва города — явно принижал роль плотских, физических удовольствий.

Здесь, правда, нужна поправка. Что касается девушек, то Ефим никогда себе ни в чем не отказывал. Точнее, редко отказывали ему. Ну, как же: крутой мачо, стихи на студвечерах читает, на гитаре бацает, а тут не так давно его вирши начали печатать в настоящих газетах. Он тогда чуть не лопнул от гордости.

А девчонки что, они же глупенькие. Им в уши налил, они твои. В общем, можно сказать, что Ефим все пять курсов прожил вполне весело, ничем себя особо не напрягая. Лабораторные обычно делал я, конспекты ему давала вся группа (даже наша неумолимая староста Маринка), на экзаменах он закатывал спектакли одного актера и — что поразительно — учился на четыре с половиной. Мозги, конечно, у него есть, этого не отнимешь. Но, как говорится, его бы энергию — да в мирных целях.

Совсем другим Ефим был три недели назад. Он приперся ко мне в общагу вообще без лица. Ничего не говоря, сел на койку и стал тупо смотреть в одну точку. Сначала было забавно, но, вернувшись через полчаса — сгонял на кухню пожарить хека, — я застал ту же картину. Вот теперь мне стало страшно.

— Ефим, ты чего, охренел? — деликатно поинтересовался я.

— Порядок, Толстый, — буркнул он.

Тут до меня доперло. Не иначе, как любовь. Весь курс обсуждал пленение Ефима «надменной чукчей», как назвала Ефимову новую девушку девушка предыдущая. Хотя ее даже не назовешь «новой девушкой Ефима». Потому что с внешнего ракурса дело представляется так, что Ефим в этом процессе мало что решает. Он был типа бычка на веревочке. Как он сам любит говорить: «Так и гибнут самые великие!»

Ну, с этим уже проще. Видно, Наташка чем-то обидела гордого юношу.

На свете нет бабы такой,
Чтоб нас опечалить сумела.
Важнее душевный покой,
А бабы — последнее дело!

— продекламировал я его любимый тост. Лицо Ефима затряслось, и я понял, что мужик совсем поломатый.

— Ладно, — сказал я ему. — Сейчас развеем скорбь. — И достал из тайника (наши комнаты частенько шмонал комендант) бутылку «Столичной».

Береславский, обычно слабо пьющий, залпом выкушал стакан. Мы заели хеком. Допили остатки.

На запах заглянули соседи: две комнаты выходили в один коридочик с туалетом и раковиной. У них тоже с собой было. Они принесли две бутылки и ружье для подводной охоты. Пили и стреляли гарпуном во входную дверь, предварительно нарисовав мишень.

— Проблемы с Наташкой? — улучив момент, тихо спросил я.

— О ком ты? — надменно поинтересовался Ефим. — Не знаю такой.

Ого, значит, все серьезно. Я думаю, это к лучшему. Мне надоело смотреть, как моего друга буквально на ходу стреножат. И дело не в разрезе глаз, по мне — хоть чукча, хоть негра. Да и сам Ефим — не совсем чистый ариец. Но уж больно лихо его эта девочка скрутила.

А Ефим тем временем неспешно налил себе еще стакан и, как зомби, спокойно опрокинул его в глотку.

Дальше — страшно вспомнить. То он заряжал ружье, убивать Наташку. То запирался в туалете и там тихо стонал. То желал немедленно найти какого-то мужика с четвертого курса, с которым что-то ранее не поделил.

А потом он просто лег на пол и перестал шевелиться. К тому времени все разошлись, и я до смерти испугался. Перевернув бездыханное тело на живот, чтоб в случае чего не захлебнулся, я рванул за Маринкой. Она жила через комнату от нас.

На счастье там оказалась и Лена, давняя Маринкина подружка, мы через нее познакомились. Я даже обиделся: пришла в соседнюю комнату, а мне, почти официально по ней вздыхавшему, даже не объявилась! Но надо было спасать Ефима.

Я объяснил ситуацию. Лена поморщилась. Она относилась к Ефиму сугубо отрицательно, презирая его за излишнюю половую активность и считая пустым двуногим. Я не возражал против такой версии, так как мне очень бы не хотелось конкурировать на этом фронте с Береславским. Я свои шансы всегда оцениваю трезво. Но Ленка, как оказалось, была не падкой на внешние эффекты, а я как раз человек спокойный и терпеливый.