Не судьба

Тем более, настал первый этап или фаза, как кому удобнее, слово «этап» мне казалось более точным, особенно, в отношении Ковальчука, но Оля его боялась, потому настаивала на другом, более прозаичном, что ли. Борис вышел из лесу, натурально так и сделал, в Ростовской области, и сдался милиции. Сразу начал говорить, все взял на себя и уже даже местом своего внезапного появления на свет, отмел все подозрения в причастности кузины. Впрочем, милиция все одно пришла к ней, сперва с расспросами, потом с обыском. Виктория не послушав моего совета не стала делать генеральную уборку дома, что напрасно, ибо отпечатки Бориса моментально всплыли. Ей пришлось поставить автограф под подпиской о невыезде. А значит и давать показания. Следователи к ней зачастили. Да что там говорить, газеты об этом писали и весьма подробно, особо та, чьи журналисты не гнушались грязным бельем любых известных лиц в городе и стране, а потому славились умением досаждая всем, выуживать такую информацию, что обиженные знаменитости готовились бить морды, а читатели — рвать друг у друга экземпляры газеты. Не мудрствуя лукаво, ее и назвали «Желтой», что только подогревало к ней интерес — тем более, что на ее страницах самых невероятных, скабрезных, порой пошлых, но обычно весьма достоверных новостей имелось в переизбытке. Этот информационный листок давал фору всем остальным и не только в нашей области — шутка сказать, появился всего два года назад, имел тираж в шесть миллионов. Выше только центральные газеты.

Теперь настала моя очередь действовать. Пора пришла зайти к Чернецу. Я плохо представлял себе, как это делать, еще меньше, как говорить с вором в законе, но помог случай. А может, провидение, уж не знаю. Только увидев, как из парадного подъезда «Сулугуни» выходит старушонка в вареной куртке и брюках, довольно кланяясь и передавая поклоны Дмитрию Юрьевичу через охрану, я сообразил, как стоит себя лучше всего вести. Страх тотчас исчез, больше того, появилась такая наглость, которой я прежде за собой никогда не замечал. Некая самоуверенность когда я попросил у охраны сообщить, кто именно хочет поговорить с хозяином. Чернеца я именно так и назвал.

— Кто таков и зачем пришел? — холодно попытался осадить обнаглевшего кооператора крепыш мне по плечо, поигрывая мышцами, хорошо заметными даже под кожаной курткой. — Чтоб я знал, куда тебя пинать.

— Передай Юрию Дмитричу, что пришел человечек по делу… по его собственному делу от семьдесят девятого года с очень хорошими новостями, — страж не двинулся. — Ну, что ждем, сообщай, хозяин прибавку даст.

— Заходи, — недоверчиво произнес тот, проводя меня, как под конвоем, в зал ресторана, ныне пустой и выглядящий на редкость унылым и заброшенным. Выцветшие блеклые обои, закинутые навечно стулья сиденьями на пыльные столы без скатертей или клеенок. Кажется, залом давно не пользовались.

Мы остановились возле самого входа, страж довольно серьезно меня обыскал, проверил и сумку, но убедившись, что кроме документов, в ней ничего нет, повелел стоять у входа и не двигаться, покуда он не спросит, что со мной делать у самого. Может, будет тому развлечение.

Я стоял у стенки, дожидаясь, когда же неторопливый охранник доберется до хозяина и передаст ему суть моей просьбы, ничего по дороге не потеряв. Ничто не нарушало тишины помещения, страж будто в преисподнюю по дороге провалился. Только мысли шебуршали в голове, нагнетая определенное давление, которое, признаться, заставляло потеть ладони и чувствовать себя не в своей тарелке. Наверно, этого Чернец и добивается от всякого, посмевшего войти в его уединенный уголок и чем-то обеспокоить светлейшего властителя темной половины города. Я еще подумал, уж больно мало тут народу, вот Борис бы сейчас уже беседовал с Протопоповым наедине и больше не потому, что никто не вышел присмотреть за мной, а потому, что любой, пожелавший встать на его пути, скрылся бы навсегда из этого мира.

Наконец, он появился, растерянный, насколько это только возможно для человека, привыкшего делать только одну работу — хмурить брови и осаждать одним видом. Буркнул что-то, потом сообразил и уже другим языком произнес, даже почтительно.

— Хозяин готов вас принять.

Мы прошли через зал, страж вежливо отворял двери и придержав, спешил вперед, указуя путь. Мы миновали ресторан насквозь и поднявшись на второй этаж, сделали ровно тоже. Только затем створки раскрылись — да, на посетителей это должно производить самое мощное впечатление — и коронованный хозяин города предстал предо мной. Вернее, я пред ним.