Аналогичным образом, прежде чем начать свое заключительное выступление на упомянутом выше процессе против моего лживого клиента, я вспомнил
В дополнение к этическим сложностям, подобные случаи полны психологических стрессов. В попытке отодвинуть в сторону свои отрицательные эмоции я вспомнил наставление Джона Мортимера [7], рекомендовавшего адвокатам придерживаться здравого безразличия. Посему, поддерживаемый под обе руки требованиями профессионализма, я, раскачиваясь на ступнях, произнес бесстрастную речь, объясняющую причины, по которым должен победить именно мой клиент. И надеясь на то, что язык тела не выдаст ни капли моих внутренних сомнений, в глубине сердца я не верил ни одному слову собственной речи. К счастью, не повелся на нее и судья. Он принял решение в пользу противоположной стороны.
Врачи имеют склонность производить нравственную оценку своих пациентов, однако недопустимо, чтобы такие оценки отрицательно повлияли на процесс лечения этих самых больных. Подобно адвокатам в процессе, они не являются судьями, отделяющими добро от зла. Их назначение – лечить больных. Подобно актерам, они не вправе выказывать неудовольствие. Никаких укоризненных взглядов, осуждающих лиц и слов. Недопустимы выражения любых моральных суждений.
Способность бесстрастно предоставлять услуги экспертного класса лежит в основе профессионализма. Именно поэтому тем из нас, кто еще не достиг святости, возможно, придется прикусить язычок при исполнении своих обязанностей. Профессионально общаясь с неприятными нам людьми, мы скорее можем рассчитывать на здравое безразличие, чем на искреннее сопереживание.
Важно заметить в себе это чувство неприязни, как только оно возникает. Иначе мы не сможем осознанно справиться с ним и уменьшить возможность предубеждения, и тогда над нами могут возобладать более низменные инстинкты, способные повредить профессиональной деятельности, репутации, самоуважению и благополучию пациентов.
Культура, общество и медицина Поездка в Индию
В июне 2007 года меня пригласили прочитать лекцию группе врачей госпиталя в Сток-он-Тренте. В качестве тем были обозначены информированное согласие и раскрытие правды. Я подчеркнул важность уважения к желаниям пациентов, даже когда они противоречат нашим собственным, и напомнил аудитории о том, когда, где и как следует говорить пациентам правду. Мрачная перспектива, открытая не вовремя или в слишком прямолинейной манере, способна навредить больным и их родственникам.
Две недели спустя, после 11-часового перелета и рискованной 6-часовой поездки на такси, я прибыл в штат Тамилнад, где весь следующий месяц мне предстояло наблюдать за работой сельского хирурга. По утрам доктор исполнял обязанности терапевта, получившего хирургическую подготовку, принимая пациентов с улицы. Он вскрывал абсцессы, обрабатывал раны, заглядывал в горло и лечил всякого рода инфекции. Послеполуденное время было отведено хирургии: удалены аппендикс, матка, геморроидальные узлы; ушита грыжа; зашита открытая рана.
Примерно 20 основных палат госпиталя представляли собой небольшие заполненные больными комнатенки. В некоторых из них каждый дюйм пространства занимали сидевшие на полу родственники, которых иногда насчитывалось до десятка. Вентилятору на потолке не хватало сил бороться с мухами, духотой и жарой. После жуткой поездки в автомобиле из аэропорта я не был удивлен тому, что многие палаты занимали жертвы дорожных происшествий. Прочие обыкновенно населяли диабетики, часто с такими глубокими язвами, что в них виднелись мышцы и даже кости.
В одной из палат располагался Раджендран, пожилой диабетик, перевязанная нога которого сочилась сукровицей. Нога его была настолько поражена гангреной, что ее уже невозможно было спасти. Чтобы сохранить какие-то шансы на жизнь, нужно было ампутировать ногу выше колена.
На следующий день я помог Раджендрану подняться на операционный стол. Он был испуган и что-то бормотал себе под нос, пока ему делали спинальную анестезию. Хирург сделал глубокий надрез над левым коленом и прорезал жировую и мышечную ткани до кости. Кость перепилили чем-то вроде проволоки, которой режут сыр. После еще нескольких движений скальпеля медсестра подняла отрезанную конечность со стола и бросила в пластмассовый бак.
На следующий день мы с хирургом ездили в соседние деревни, где он оперировал прободную язву кишечника у молодого человека и зашивал женщине разошедшийся шов после кесарева сечения. Когда мы обогнали грузовик со слоном в кузове, доктор сообщил мне, что Раджендран не знает об ампутации. Когда врач предложил ему эту операцию, Раджендран отказался. Плохие перспективы – примерно месяц жизни – не заставили его передумать. Так что родственники сказали ему, что хирург намеревается заняться его бедром. После чего, по их словам, кровь должна была снова пойти к ступне. Раджендран согласился без особого желания.