Не суждено быть сломленной

Папа завис справа от меня.

— Хочешь, чтобы я сходил с тобой?

Покраснев, я покачала головой.

— Все в порядке. Заправь машину. Я буду прямо там.

Если я хотела жить одна, то должна была ходить в туалет без присмотра. Я поспешила в сторону туалета. Дамская комната находилась слева, и, к счастью, ни мужья, ни парни не ждали своих вторых половинок. Я открыла дверь и заглянула внутрь, обнаружив, что она пуста. Только когда я заперлась в кабинке, я снова осмелилась дышать.

Я спустила воду в туалете, затем услышала, как открылась дверь и заговорили два женских голоса. Мое сердце бешено заколотилось, а дверная ручка стала скользкой в моей потной руке.

Никакой опасности.

Мой мозг знал это, но тело проигнорировало разум и перешло в режим полета. Затаив дыхание, я выскользнула из кабинки и чуть не отпрянула назад, увидев, как близко стояла одна из женщин, в ожидании.

Другая женщина стояла у раковины и поправляла макияж.

Я выскочила из туалета, не вымыв руки, зная, что это ужасно негигиенично. На лицах женщин ясно читалось отвращение. В их глазах я, должно быть, ненормальная. Нащупывая в сумочке дезинфицирующие салфетки, я чуть не налетела на кого-то.

Высокий мужчина сделал движение, будто хотел поддержать меня, а я отскочила назад, со сдавленным рыданием.

Паника охватила мое тело. Я бросилась бежать, изо всех сил сжимая сумочку, и села на пассажирское сиденье. По спине у меня текли струйки пота, а дыхание было прерывистым.

Папа уставился на меня широко раскрытыми глазами и потянулся ко мне. Я вздрогнула.

Он опустил руку.

— Эмбер, Что случилось?

— Ничего, — отрезала я. — Я в полном порядке, папа.

Я не была в порядке. Мы оба это знали.

— Все хорошо. Дыши глубоко. Психотерапевт сказал, что такое может произойти... — он замолчал.

Я месяцами отказывалась посещать психотерапевта, но папа все равно ходил к нему. Он не говорил со мной об этом, но я слышала, как он обсуждал свои приёмы с Брайаном.

Социализироваться.

Любая форма близости была для меня сущей пыткой. Как я могла социализироваться, если две безобидные женщины в туалете заставили меня сойти с ума? Если мужчина по пути в туалет вызвал у меня приступ паники?

Я терпеть не могла, когда люди смотрели на меня, как на ненормальную из-за того, как я себя вела. Я старалась быть похожей на них, старалась вести себя нормально. Однако нормальное поведение требовало близости с людьми, но эта близость напомнила мне о произошедшем. И это единственное, чего я боялась даже больше, чем самой близости. Воспоминания о случившимся и о том, что я потеряла, были слишком тяжелы для меня. Они напоминали мне о том, чего никогда не будет.

Я была сломана.

Сломана, без единого шанса когда-либо быть исправленной.

Сломана.

Я никогда не буду такой, как раньше.

Легче было смириться с тем, что я буду сломанной до конца своей жизни. Некоторые вещи не должны были быть сломанными, и поэтому их нельзя было починить. Никогда. Я была одной из таких вещей. Что бы ни было разбито много лет назад, я была почти уверена, что это была я сама, все мое существо, которое никогда больше не станет целым.

Это совсем не то, что разбить вазу и просто собрать ее обратно, с помощью клея. Не было такого понятия, как клей для разбитой души, разбитого человека, как я.

Я осознала это спустя несколько месяцев, после того случая, и каким-то образом это сделало мою жизнь намного сложнее, но в то же время легче. Это было труднее, потому что я знала, что надежды нет, но легче, потому что, в конце концов, я признала, что надежды нет. Иметь надежду и видеть, как твои надежды разрушаются снова и снова, было намного хуже, чем не иметь никакой надежды вообще. Даже совершенно незнакомые люди видели, что я ненормальная. Вот почему я почти не выходила из дома последние три года, несмотря на все усилия отца вернуть меня к жизни. В конце концов, он сдался и даже нанял учителя на пенсии, чтобы тот обучал меня на дому, в течение последних двух лет средней школы. До этого случая у меня было много друзей, но затем мысль о том, что я когда-нибудь снова столкнусь с кем-то из них, была слишком ужасающей.

Питерборо был маленьким городком. Слухи об этом инциденте распространились как лесной пожар, и все новости были полны предположений.

Единственными людьми, которые имели скудные знания об этом инциденте, это папа, мой брат Брайан и персонал больницы, который лечил меня в последующие недели, но даже они не знали всего. И если бы у меня было хоть какое-то право голоса в этом вопросе, он оставалось бы закрытым до самой моей смерти. Я бы унесла правду с собой в могилу.

Я бы уже добилась успеха, если бы папа не спас меня дважды. После моей второй попытки самоубийства он начал рыдать. Я не могла припомнить, чтобы когда-нибудь видела своего отца плачущим всерьез. Он сказал мне, что не выживет, если потеряет и меня, особенно после того, как мама умерла от рака, когда мне было всего двенадцать.