(не)свобода

– Ты не с отцом? – спросил Олег, тут же подумав, что вопрос получился идиотский, плюс он очень резко перешел от нейтрального «вы» к «ты», хотя между плюс-минус ровесниками, может быть, это было в порядке вещей.

Зажатая между пальцами сигарета без фильтра едва заметно дергалась. Саша улыбнулась.

– Нет. Зачем? Что я должна ему была сказать? – Она сделала еще затяжку. – «Да пребудет с тобой сила»?

Против воли Олег усмехнулся:

– Нет, я имел в виду, что… Ну, надо же дальше бороться как-то, и вы могли бы… – Он посмотрел на мента, который всё еще стоял под фонарем и что-то искал в телефоне. – Всем же очевидно, что это какой-то Кафка уже.

– Почитай уже другие книги, – скривила бледные губы Саша. – Это не Кафка отца сейчас в колонию отправил, а тварина в спортивках своих сраных и те трое.

– Да, я понимаю, просто я хотел сказать, что…

– Слушай, – она затушила сигарету о стену суда, отчего на сухом кирпиче осталось маленькое черное пятнышко, и тут же достала из пачки новую, – мне правда приятно, что ты меня поддерживаешь и всё такое, но я не особенно удивлена. И я к такому была готова.

– Серьезно?

Она пожала плечами.

– Когда отец полгода сидит в СИЗО, ты носишь ему лекарства, жалуешься начальнику изолятора, чтобы его отправили наконец в больницу, а тебя тем временем таскают по допросам, – начинаешь привыкать. Если подумать, когда всю жизнь жопа, еще одна жопа погоды не делает.

Он вспомнил показания, которые Саша давала на следствии. Например, подробное описание бокала из старого богемского фарфора, который бабушка привезла еще в восьмидесятые, а тут он в полете едва не разбил лицо Саше, она едва увернулась.

– То, что ты говорила следователю… – сочувственно пробормотал Олег, но Саша резко отстранилась, сложив руки на груди:

– То, что я говорила следователю, тебя не касается. Сорян. И вообще: хочешь помочь? Не сочувствуй, а помогай. Я тебя не побазарить позвала.

В это время за их спинами раздался глухой металлический рокот: это разъехались ворота во внутренний дворик суда, открывая дорогу фсиновскому автозаку. Автозак остановился, плюнул шариком черного дыма и, рокоча и ругаясь, вырулил на боковую улицу в сторону Садового кольца. Он медленно удалялся, моргая огнями. Возможно, в автозаке везли и Шпака.

Саша выдохнула и разломала окурок о ступеньку пожарной лестницы. Ногти у нее были покрыты черным лаком, который уже отшелушивался.

– И чем я могу быть полезен?

Саша прищурилась.

– Ты же в «Будущей» работаешь, да?

Олег кивнул.

– На постоянке или стажируешься?

– Постоянно, но на удаленке. С утра в редакции, потом по судам. Ну, или наоборот. От суда зависит.

– Интересно.

– На самом деле – не очень, – пожал плечами Олег. – Ездишь в разные места, долго ждешь, потом пишешь про то, что увидел. Ничего особенного.

Саша усмехнулась.

– Ты будто о какой-то бухгалтерии говоришь, а не о судах. Как чувак из департамента какого-нибудь о своем офисе, корпоративной почте и рыбках в аквариуме.

– Но это правда! Суды практически всегда одинаковые.

– Люди-то – разные; хоть и мрази. – Саша снисходительно улыбнулась одними губами. – Можно к вам на стажировку устроиться? В газету.

– Конечно, только если…

– Я про оплачиваемую, разумеется.

– Я могу поговорить, конечно, но… – Олег замялся.

– Спать я с тобой не буду, сразу говорю.

Олег покраснел, а потом поймал себя на мысли, что слишком долго рассматривал Сашины голые лодыжки, и поспешно отвернулся.

– Я вовсе не имел в виду…

– Я шучу, – она улыбнулась снова, но уже теплее. – Ты же Робин Гуд. Просто скажи, что ты в деле.

Вакансий в «Будущей» не было почти никогда; сам Олег оказался там после той самой случайной счастливой рекомендации, которую получаешь, один раз сделав кому-то что-то хорошее или применив навык активного слушания. Денег же в независимой прессе не было так давно, что некоторые стали считать бессребреничество главным качеством журналиста. Но вслух Олег об этом говорить не стал.

– Хорошо. Давай попробуем. Встретимся завтра у редакции. Дашь номер?

И, конечно, дело было не в том, что от Саши не хотелось отворачиваться. Нет, не в этом. Конечно, не в этом.

Филантроп

Голубь оставил несколько белых капель на лобовухе «мерседеса». Леонов сказал охраннику убрать эту гадость, тот выскочил и выпустил по птице три патрона калибра девять миллиметров. Гильзы звякали по асфальту; потом их подхватил ручеек и унес в питерскую ливневку.

Через две минуты тридцать секунд к «мерседесу» подскочили трое охранников экономического форума; они потребовали сдать оружие и собирались вызывать полицию. Но открылась задняя дверь, из машины вышел Леонов и произнес две короткие реплики, включавшие аббревиатуры из трех букв и двух букв, – и охранники послушно ретировались.

Леонов смотрел в серое небо, где кружила стайка голубей. Да, это определенно был еще один знак.

Что мир близится к концу, Леонов подозревал давно.