Не?свобода

– Самая красивая девочка, – повторил Кей, погладив меня по истекающим влагой складочкам и сунув два пальца внутрь. – Мокрая, нежная.

Я снова застонала – на что-то членораздельное я уже не была способна, да что тут можно сказать внятного? Я умираю от стыда, я горю под вашими взглядами и руками, ни в коем случае не останавливайтесь? Да ну, они и так все поняли. И что я хочу не пальцы, а член – тоже поняли, хотя бы по тому, как я непроизвольно выгнулась.

– Вот теперь ты готова к наказанию, putta, – меня придавило прозвучавшей в его голосе тяжелой властностью. – Можешь кричать.

Я до последнего не верила, что он сделает это. До того самого момента, как Бонни чуть сильнее сжал мои запястья, и мои ягодицы обжег удар – заставивший меня непроизвольно сжаться и чертовски остро почувствовать растянувшую зад пробку.

– Нет! – я дернулась, но Бонни одной рукой держал мои запястья, а второй схватил за волосы и вжал лицом в свои колени. – Не надо, отпусти меня!

Меня словно не слышали. Хватка не ослабла, а зад обжег второй удар. Все мое возбуждение схлынуло, оставив лишь стыд, обиду, протест и опять стыд. Какого черта они делают это со мной?!

– Нет, я не хочу! – крикнула я, едва вдохнув после третьего удара.

7

Рука Бонни, держащая меня за волосы, чуть переместилась, погладила шею под волосами. Успокаивающе, словно кошку. От этой простой ласки я всхлипнула, сжалась… и вместо следующего удара почувствовала нежное касание к спине. Что-то мягкое, замшевое… флоггер? Замерев, я пыталась понять – что же касается меня на самом-то деле? Вот какого черта они завязали мне глаза?! Я же… я же…

Я снова обиженно всхлипнула. Они… они меня надули, сукины дети! Флоггер – это же совсем не больно… мне в самом деле не больно… они… черт, зачем Кей меня ласкает чертовым флоггером? И Бонни… зачем он массирует мой затылок, и так нежно, словно… словно я – мелкая дура, перепугалась невесть чего…

Не то чтобы невесть чего, я же видела, как Кей делает это с Бонни – ремнем или плетью, до рубцов на коже, и подумала, что со мной будет так же. Вот же глупая… кошечка, блин.

Выдохнув, я наконец-то расслабилась, принимая ласку – и рук Бонни, и флоггера. И лишь чуть вздрогнула от неожиданности, когда Кей снова ударил. Ровно так, чтобы было горячо и едва-едва больно. Скорее приятно, чем больно. Если не бояться. А я не боюсь. Совсем-совсем не боюсь.

У меня получилось. В смысле, расслабиться и снова поверить, что все хорошо, что никто не сделает мне по-настоящему плохо. Что меня любят. Оба. И удары флоггера уже ощущались не как боль, а как ласка. Ритмичная, жаркая ласка, разгоняющая по всему телу волны удовольствия, и самая малость стыда… все же… слишком откровенная поза, и эта пробка во мне…

И горячий член Бонни совсем рядом, я чувствую его тепло, но не прикосновение, и это – неправильно. Хочу… хочу…

Не знаю, как он понял, чего я хочу – наверное, так же, как я понимаю его. Но он отпустил мои руки, дав мне возможность опереться на пол, и приподнял мою голову. А Кей легко шлепнул флоггером по выставленным напоказ интимным местам, заставив меня вскрикнуть от чертовски острого ощущения. Что-то на грани боли, стыда и наслаждения.

– Давай, putta, – велел Бонни, касаясь нежной головкой моих губ.

Я послушно лизнула, обхватила губами, наслаждаясь чуть терпким вкусом его семени, и тут он добавил:

– Оближи конфетку.

Мне тут же вспомнилось его: «Хочешь облизать конфетку?» – родом из нашей еще-не-любви. Сукин сын, он помнит! Помнит, как я выплеснула в него дайкири! От всплывшей картинки меня залило жаром всю, целиком. Нет, он же не мог тогда знать, как мне на самом деле хотелось взять его в рот! Как я завидовала чертовой кислотной сучке, которую он трахал, как он снился мне по ночам…

Кажется, я сжала его губами слишком сильно – он тихо застонал и толкнулся мне в нёбо, стиснув мои волосы. Я тоже застонала – сначала от реакции Бонни, и снова – от удара флоггером между ног, и опять – от нежного касания мягкой замши снизу вверх, почти как ладонью, и сразу же последовавшего чувствительного удара по ягодицам.

Теперь я стонала от каждого удара, обжигающего мой зад и спину, и в такт им насаживалась ртом на член Бонни. Ритмично. Глубоко. Бесстыдно. Слушая его низкие стоны, ощущая, как сжимаются его пальцы в моих волосах, как пульсирует вена под моим языком… Боже, как же сладко! Так сладко, что руки почти не держат, и я уже плохо понимаю, где я… и кажется, что я легкая-легкая, лечу куда-то…

Я не сразу поняла, что не так – почему больше нет сладких ритмичных ударов, и зачем из меня что-то вынимают, не хочу… И застонала в голос от сумасшедше прекрасного ощущения мужских рук, сжавших мои бедра, и скользкого горячего члена, входящего в мой зад, и одновременно – в рот, до самого горла, так, что из глаз брызнули слезы. Меня тут же скрутило сладкой судорогой, весь мир сузился до сумасшедшего наслаждения – и двух мужчин, имеющих меня, насаживающих на себя с жадным рычанием, двух членов, пульсирующих во мне, изливающихся семенем.